О дизайне и дизайн-образовании: к итогам защит дипломных проектов в Тюмени и Екатеринбурге

Совсем недавно мы показали на сайте последние работы специалистов – выпускников Омского государственного институте сервиса, а также небольшой фоторепортаж о тюменских дипломных защитах. Представляем проекты выпускников трёх кафедр (трёх уровней) тюменского факультета архитектуры и дизайна и трёх кафедр (два уровня) Уральской архитектурно-художественной академии.

Творческое образование в России сотрясается реформами: меняются правила игры, реформируются школы и их названия, чистятся коллективы, нормативы, образовательные стандарты… Хотелось бы поразмышлять, насколько происходящее результативно, в какой мере на итогах обучения сказываются организационные факторы, в какой – человеческие моменты.

Три школы региона – Уральская академия, Омский и Тюменский институты многими нитями взаимосвязаны, дружны и содействуют. Совместно проводят ежегодные всероссийские дизайнерские фестивали, конференции, конкурс «Этника».

Тюменская школа отличается тем, что имеет редкий набор уровней образования – среднее профессиональное, бакалавриат, специалитет (графика) и магистратуру, а также оптимальные профили: архитектуру, мультимедиа и анимацию, дизайн костюма, среды, графики. Этот континуум способен решить проблемы подготовки профессионалов практически всех профилей и квалификаций архитектуры, дизайна, искусств, что на практике и происходит. Впрочем, пока не было выпусков мультимедийщиков-аниматоров и архитекторов-бакалавров. Зато второй год выпускаются магистры архитектуры.

В искусствах редко поточное обучение, разве когда очень хочется денег. Выпуск магистров архитектуры невелик (в том числе из-за малого числа бюджетных мест). В этом году защищались трое. Новая кафедра архитектуры, костяк которой составили организаторы архитектурного образования в Тюмени (С.Н. Смирнова, Б. А. Жученко, В.Д. Станкевский, год назад оставивший преподавание) и архитектурная молодёжь, ищет свой путь, уделяя особое внимание градостроительству. Не случайно и название кафедры – «архитектуры и градостроительства». Все выпускники больше решали градостроительные задачи и проблемы ревитализации депрессивных городских территорий, чем архитектурного проектирования. Скажем: это главные направления европейского и азиатского образования.

По концепции проекта в западной части т.н. Зареки появляется канал со шлюзами, вокруг которого вырастает зелёная территория с малоэтажной застройкой. «Нахаловка», как зовётся в народе этот участок, больше похожий на временную деревню, превращается в современный зелёный район вблизи центра города.

В прошлом году на эту тему была работа Кирилла Луканцева.

Современные российские города пока что, к сожалению, развиваются ущербно как территории коммерческого жилья и торговли. Ощущение, что по мнению застройщиков граждане нуждаются лишь в жилье и торгово-развлекательных центрах. Это проблема не только эффективного вложения денег: я слышал от уважаемых больших руководителей, что торговые центры идеально замещают все культурные потребности граждан и другого, якобы, не нужно.

Но незаметно идёт вторая индустриализация страны, за ней неизбежно последует осмысление городских пространств для интеллектуального, творческого, общественного развития. Пришествие этого времени приведёт к спросу на архитектуру и к конкуренции новых идей. Пока что мы расхлёбываем десятилетия типового проектирования и архитектуры как «искусства» привязок типовых чертежей к земле и «сетям» (над этим корпели 800 тыс. официальных архитекторов-строителей). Не случайно, в основном проектируется много мегалитов и мало человеческих сооружений. Возьмём Тюмень – за 5 лет введено 21 крупное промышленное предприятие. В 2015 году в строй войдут ещё пять. За последние 15 лет построены 16 больших спортивных центров. Реконструированы почти все культурные очаги, но их количество сократилось. Удивительно ли, что на городских весельях с эстрад звучит музыка данелиевского фильма «Кин-дза-дза»?

Архитектурное образование в России верхней волей приписано к строительству, хотя ведущие вузы России, не отрицая технической подготовки, отделились от парализующих их инженерных школ: МАРХИ, УралГАХА, РААИ (Ростов-на-Дону), НГАХА (Новосибирск). Лондонская школа архитектурной ассоциации АА (http://www.aaschool.ac.uk), одна из лучших, большое внимание уделяет творческому развитию, работе с материалами (это идеал). Архитектурное образование Франции находится под патронажем Министерства культуры, как и вся архитектурная деятельность, хотя «патронаж» и символический. И идут вечные дискуссии: архитектура – это больше искусство или конструкции?

Должен ли выпускник-архитектор (дизайнер) сразу встать к производственному конвейеру? Потенциальные заказчики, жадные до трат на образование, настаивают именно на таком результате. Власть пляшет под их дудку. Напомним, что повторяются подходы 1930-х годов: тогда возобладало мнение, мол вуз готовит практиков. В результате толковый ВХУТЕМАС был превращён в жалкий ВХУТЕИН. Потом разделён на 5 специализированных вузов, из которых 3 стали техническими (текстильный, архитектурный, полиграфический). И мы потеряли дизайн. Благодаря этому примитивно-технократическому подходу отстали в развитии архитектуры и дизайна лет на тридцать- сорок, сейчас пытаемся навёрстывать упущенное, наступая на одни и те же грабли. (Кстати, социально-творческие заказы, конкурсы-тендеры, специализации, оптимизации – тоже из опыта тридцатых, тогда же отвергнутые применительно к культуре)

Вопрос «чему учить» никогда не будет закрыт, поскольку искусства и техника всегда будут в союзе, а их пропорции каждый находит в одиночку (пример – международная дискуссия в «Гараже»: http://theoryandpractice.ru).

Принципиальны слова американского архитектора Марвина Малеки (Marvin J. Malecha, декан Колледжа дизайна Университета Северной Каролины): «…Четвёртый компонент профессионализма – безвозмездная деятельность (pro bono): те, кто считает себя профессионалами, должны быть готовы работать во благо общества. Волонтёрская работа благотворно влияет на профессию и общество, но ею не исчерпывается комплекс профессиональных услуг, связанных с гражданской позицией архитектора (к чему в Америке относятся очень серьёзно). <…>

… Наша самая важная цель – необходимость соединения образовательной сферы и практики для того, чтобы архитектурная профессия соответствовала быстро меняющемуся социальному контексту. Между ними надо выстроить сердечные, не конкурентные отношения, ведь обе эти сферы расположены вдоль одного континуума – изучения архитектуры. Процесс познания никогда не заканчивается, и чем старше я становлюсь, тем яснее я понимаю: сколько всего я не знаю об архитектуре. При этом нельзя забывать о практике во время обучения в вузе: студент должен помнить о важности работы в рамках бюджета и графика, и удовлетворения потребностей заказчика. И мы должны помнить о культуре архитектурной практики, сосредоточиться на практико-академической модели, на сотрудничестве между двумя этими сторонами профессии… При этом важно привести к возможной гармонии академическую деятельность студентов и преподавателей, а также поддерживать профессиональные исследования, которые были бы полезны и вузам, и практикующим архитекторам.

… Если вы только поставляете услуги, вы станете общедоступным и заменяемым элементом, если вы поставляете знания, вас будут ценить. Как этого достичь? Мы должны превратить наши бюро в самообучающиеся организации, вкладывать средства в индивидуальное обучение. И это отличается от учёбы в вузах, где, в основном, пожилые люди передают опыт молодым. Но кто сейчас лучше всех разбирается в новых технологиях и новых формах практики, кто будет работать с автоматизированными программами и системами BIM? Я считаю, что это недавние выпускники. То есть у любого сотрудника бюро есть, чему поучиться».

Не станем удивляться, что декан «колледжа» говорит о высшем образовании. Колледж в России, влившейся в «семью цивилизованных народов», значит не то, что там: у них это основная ступень высшего образования.

Вернёмся к нашим баранам. Несколько последних лет в России удерживается огромный интерес к среднему профессиональному образованию, свою роль сыграло пресловутое ЕГЭ. Конкурс в Тюмени на «СПО» (среднее профессиональное) в дизайне достигает 13 – 16 человек на место. Это неплохо – в нашей практике лучшие специалисты учились по формуле «СПО + практика + сокращённая программа высшего образования». «Малявки» пластичнее в обучении. У них развитее воображение, они эмоциональнее, более отзывчивы. Даже если сиюминутные результаты спорны, имеющие голову и талант студенты достигнут успехов. Пример из этой практики.

Теперь программа «сокращённой подготовки» исключена законодателем по инициативе Минобрнауки. Знать бы, во имя чего? Для чего?

Среднее профессиональное образование не всегда качественно, но конкурирует по уровню подготовки с высшим образованием – бакалавриатом, который тоже не всегда качествен. В разные годы складываются разные по амбициям группы, с разными лидерами и настроениями. От педагога зависит многое, но не меньше решает случай подбора группы. Пример – недавнее портфолио выпускницы дизайнерского отделения колледжа.

Эмилия Вахрушева. 2011. Портфолио за 4 года обучения (программа среднего профессионального образования). Программа реализовалась в колледже искусств, позже в Институте архитектуры, дизайна и визуальных искусств ТГАКИСТ, недавно он переименован в факультет дизайна, визуальных искусств и архитектуры Тюменского государственного института культуры.

Из примерно 20 работ 2015 года выпускников представим фрагменты четырёх проектов. Не показываем дипломы целиком, в них много «скучной» технической информации, «штамп», уменьшающий основные «картинки». Естественно, не приводим пояснительные записки и концептуальные декларации, если они не на дипломном планшете (кроме одного случая в финале). Возможно, материал будет интересен нашим коллегам, работающим по таким же программам – а это около 100 учебных заведений.

В России время от времени появляются предложения приравнять СПО к бакалавриату (по часам среднее образование посильнее будет). Но заканчивается всё ничем или странно. Например, два года назад появился «прикладной бакалавриат». Что это такое, никому не ведомо, ведь бакалавриат и есть прикладное высшее образование.

До последнего времени выпускники программ СПО вынуждены были – следуя новым законам – изучать всё то же, что уже освоили, на программе «трёхлетнего сокращённого образования». Но и эта глупейшая лазейка закрылась.

Ощущение, что матрицы образования придумывают какие-то образовательные невидимки, они отрабатывают чьи-то проблемы или свои комплексы. Логика экономики и хозяйства требует, чтобы вузы сами разрабатывали алгоритмы обучения и участвовали в конкурентной борьбе за абитуриента. А не «инвестировали» время жизни и средства государства и граждан в ненужное маринование студентов. Все профессиональные люди, в меньшей мере работодатели, знают, каков потенциал выпускников тех или иных вузов. Почему толковый студент не может освоить программу за 2 – 3 года? Почему тот, кто медленно вникает в мастерство, не может повторить курс или дисциплину с минимальными тратами? Потому что в образовании много жуликов, взяточников? Ловите! Почему честные и преданные профессии мастера и педагоги должны бороться против непродуктивных ограничений? Случайно ли образование вообще оказалось под тотальным подозрением?

Итак, работы тюменских выпускников, получивших дипломы бакалавров по программам сокращённого бакалавриата на базе СПО.

Чтобы понять, какими разными по духу, сложности, концепциям, тематике могут быть работы выпускников в разные годы, приведём для сравнения два фрагмента двух работ предыдущего года.

Бакалавриат в тюменской школе существует с 1998 года. За это время он претерпел множество изменений – внешних («министерских»), программных, но главное – внутреннюю трансформацию. Мы уже говорили об относительной разнице бакалавриата и СПО, которая не всегда заметна. Эспэошки в массе – это студенты-девятиклассники, тогда как бакалавром можно стать лишь на базе полной школы, то есть одиннадцати классов. От многих выпускников, попавших после колледжа в вузы, приходилось слышать, что все навыки получили в колледже, а вузе учились формально, числились, поскольку почти всё совпадает – дисциплины, задания, методики... Чрезвычайно умные педагогические теоретики говорят, что средняя профессиональная подготовка – это много практики, тогда как высшая школа – это уже меньше практики (процентов на 30), больше теории.

Бакалавриат – «начальное и основное звено высшего образования», как трактуется это на его родине, какая в «основном звене» особая теория? А в СПО можно что-то делать без исследований и теорий? То есть все различия существуют лишь на уровне педагогических предположений, никакого отношения не имеющих к жизни.

Переходим к работам «чистых» бакалавров.

Одной из лучших работ 2015 г. была работа Екатерины Пановой – как по составу проекта, так и по огромному числу деталей («фенечек»), выполненных из разных материалов с помощью лазерной резки и т.п., предполагающих трансформации и разное использование. На экране это не показать.

Мы рискнём показать портфолио Е. Пановой. «Рискнём», потому что объём портфолио немал, они стали правилом (хотя и не обязательством) для выпускников-бакалавров и магистров.

Василий – любимый студент педагогов, человек с большим жизненным опытом и хорошей перспективой; участник фестивалей, выставок и конкурсов, ему удавалось учиться, работать, заниматься городскими проектами. Пожалуй, во «взрослом» и осознанном отношении к образованию и есть некоторая разница между СПО и бакалавриатом. Но когда попадается одарённый и увлечённый студент, все теории теряют смысл, что в СПО, что в бакалавриате. Нельзя сказать, что результатом работы явилось безупречное решение, скорее набор предложений, на основе которых можно долго находить прикладные выходя и развязки.

Предлагаем заглянуть в портфолио Василия Евсеева.

Тема интересная и сложная. То, что российские студенты работают, чтобы оплатить образование, не есть правильно. Мир идёт к бесплатному высшему образованию (Германия, Финляндия, Япония) В английском бакалавриате есть мудрая опция: на 3 курсе годичная практика на предприятии. Это не то, что работать, забегая на занятия. Не решим вопросы практики, обучения работе с материалами – не двинемся вперёд в образовании. Пока сверху валятся пустые декларации про «практикоориентированное обучение». Ориентированное – за счёт чего?

Три работы бакалавров – дизайнеров костюма из УралГАХА.

Артём пришёл на кафедру костюма с техническим образованием за плечами. Его проектный эксперимент связан с соединением технологий САПР и конструирования одежды. После ручного эскизирования созданы машинные коллекции лекал. В работе, как показалось, спорным выглядит конфекционирование, конфликтующее со свойствами материалов. Но сама идея использование САПР не только в технике, но и в создании промышленных коллекций одежды, в мире давно не обсуждается. Просто наши школы от неё далеки и по технической оснастке, и по приверженности к авторским коллекциям. Почему нет? Как говорят мне специалисты, одной из проблем дизайна одежды в России является пренебрежение высокими технологиями: 3D-сканерами и созданием серийных коллекций лекал. Впрочем, большинство крупных сетевых компаний под импортными именами – российские. Так что даже при существующих методиках российский модный дизайн захватывает рынок. После того, как Китай перестаёт быть дешёвым, ситуация изменится.

Очевидным кумиром защит дипломов на кафедре костюма УралГАХА стал магистр Прохор Варенников. У работы сложное название.

(Я лично – сторонник русского языка и чистоты терминов) Творческим источником для автора послужил камбоджийский храм Ангкор Ват, посвящённый богу Вишне, отсюда девиз коллекции «Сансара» (пользуюсь русской транскрипцией). Автор соединил конструкции прет-а-порте с обильным декором. Декор работы – титанический, многие из дам его рассмотрели вблизи и примерили на себе. Объём работы чрезвычайно большой. Результат? Основная эмоция от коллекции – восторг. Мне не удалось его испытать – слишком много всего намешано, от названия до решения. Пуризм ближе. Зато эмоции вызвала другая магистерская работа, Людмилы Энграф.

Спроектирована и изготовлена большая, мне показалось, остроумная и технологичная промышленная коллекция самобытных, компонующихся друг с другом многофункциональных вещей и аксессуаров. Разработаны рисунки полотен, есть и готовые. Мнение моё и ГЭКа разошлись – что поделать, модельерам, наверное, виднее.

В магистерских работах кафедры индустриального дизайна УралГАХА не первый год ставятся задачи разработки новых процессов, функций и, соответственно, новых формальных решений. Есть работы технически крепкие, как работа А. Галактионова – если иметь ввиду его скетчи: огромное число легко и лихо, чтобы не сказать блестяще выполненных проектов за 2 года магистратуры.

После годичной стажировки на Сименсе А. Галактионов уезжает работать по договору в Германию. Обнадёживает, что на время, оставаясь в аспирантуре академии. Хорошо для ФРГ, бесплатно получающей готового проектировщика, способного энергично работать в команде. Плохо для России, не первый год заманивающей к себе запредельными гонорарами иностранных дизайнеров, тренеров, менеджеров… Заказчики в Тюмени «страх как» любят архитекторов из Екатеринбурга, Уфы, дизайнеров из «Петербурга» (о сорте их умолчу), Москва обожает европейцев, но лучше – американцев. Мало кто понимает, что поддерживать и выращивать своих – единственный путь, просто для того, чтобы в конечном счёте идентифицировать себя в проектировании. Это трудно, хлопотно. Как говорил знаменитый финский дизайнер Тимо Сарпанева, «финны – странный народ, для того, чтобы получить признание у себя дома, нам нужно получить его за границей». И вправду, финны – странный народ!..

Презентация этого проекта, на мой очень субъективный взгляд – и есть идеальная магистерская работа, не перегруженная псевдонаучными исследованиями и «теориями». В работе внятно излагается проблематика работы, в том числе языком очень качественной инфографики, а также суть проекта, в том числе очень хороший – редкий для нас макет устройства. Работа безупречна. Стоит сказать, что Д. Дёмина проходила стажировку на предприятии, где и была осуществлена основная часть проекта. Работа безупречна по идеологии, проектной методике, формообразованию, составу и подаче. Браво!

Предлагаемая презентация Д. Дёминой исчерпывающе представляет проектное исследование, идеи и технологии, стадии работы и решения.

Выпуск магистров по сравнению с выпусками специалистов резко уменьшился. Хотя по числу дизайнеров «на душу» населения мы не лидируем. До новых магистерских порядков 80% бакалавров шли в специалитет. Студенты хотят проектировать, хотят практики. Когда в России затевали магистратуру, почему-то решили, что магистр – это почти кандидат наук. И что? Все положения списали с аспирантуры и системы кандидатства. Если специалисты на 6 курсе делали проект (исследование, предпроектный поиск и дизайн-концепцию, эскизы и даже отчасти рабочку, экономическое обоснование и технологические карты и т.д.), то магистров принудили заниматься «наукой». В стране, где по крайней мере 80% кандидатских диссертаций мало отличаются от хороших дипломных работ. При недостатке проектировщиков вдруг вузы начали готовить «учёных» от дизайна. И уменьшился приток людей в магистратуру – ну не хотят сограждане заниматься дизайнерской наукой.

На деле «магистр» переводится как «мастер» (читай – специалист). «Диссертация» – исследование (от лат. Dissertation – исследование). Всё это ничем не отличает магистратуру и процесс создания архитектурно-дизайнерского продукта от существовавшей в СССР и России, в мире практики. Отличие от «цивилизационной» практики состояло в неистребимом комплексе российской неполноценности и в некоторых сложностях апостилирования званий в Германии, где «магистр», например, фрау магистр – устоявшееся обращение к гуманитариям, тогда как в технических областях приняты обращения с приставкой специальности – фрау инженер. Но это мелкая мелочь, ведь во всех странах разные звания, степени, трактовка квалификации. Одна Франция чего стоит, компетенции которой невозможно понять никому (что по-своему хорошо).

Насколько – даже в теории – реализуемы разработки магистров, а я их много повидал всех российских школ, нет вопроса. Нереализуемы. Меж тем, на мой, опять же субъективный взгляд, погружение в теоретизирование, глубокое изучение данных по истории, психологии, визуальному восприятию, социологии и мн. др. парализует творческое воображение. Это не я придумал. Ещё в 1920-е годы об этом говорил Вальтер Гропиус, а он знал толк и в творчестве, и в образовании, и в его организации – как никак создал лучшую в мире школу (кто не верит – отсылаю к его книге «Границы архитектуры»).

В те же дни, когда шли дипломные защиты магистров, УралГАХА принимала гостей из дизайнерских вузов России.

В магистратуре тюменской школы реализуется проектный профиль, восстанавливается проектная репутация магистратуры после её общенационального падения в примитивную псевдонауку. Помимо архитектуры, подготовка ведётся по программам «графический дизайн» и «дизайн среды». Пока таких выдающихся результатов, какие были в специалитете, нет.

Работа, как часто бывает в тюменской школе (и что необходимо изменить) излишне объёмна: методика формирования визуального комфорта, разработка навигации и полиграфии, методик освещения, озеленения. Для одной работы неподъёмный перегруз. Часто педагоги идут за энергией студента, его инициативой, вместо того, чтобы отсечь избыток. В связи с этим у тюменской школы возникают проблемы на конкурсах МООСАО – трудно отнести к какой-то одной специализации. Нечёткость профилей – тюменская особенность, да и в жизни приходится заниматься многим, независимым от дипломных компетенций (пишу шёпотом, поскольку в машинизированной системе образования всё должно быть чётко). Такова мировая практика…

Знаю не понаслышке об огромной исследовательской, эскизной и проектной работе выпускницы. Тем не менее, работа воспринимается неоднозначно: как бы инфантильная графика использована, чтобы отойти от проектных стереотипов, усилить обаяние работы. Страшно представить, как дизайнерские идеи можно представить заскорузлым коммунальщикам и прагматикам в формате «детских» рисунков. При обсуждении работ какой-нибудь уставший от проблем технарь задаёт обычно вопрос: мне зимой как снег машинами здесь убирать? Вопрос не праздный.

Опять же: хотим перемен и развития – должны иметь право на ошибки. Мне больше нравилась бакалаврская работа Е. Сергеевой.

В заключение – фрагменты проектной части магистерской работы, представляющие принятые сегодня стадии и последовательность магистерского поиска и проектирования. Очевидно, нужна такая матрица магистратуры, которая позволит прежде всего отрабатывать проект, а не заниматься псевдонаукой, для освоения методов которой требуется далеко не два года, помимо склонности к теориям и аналитике.

Выскажу спорное суждение: любой дизайнерский проект – сложная связка исследований и практики, рационализаций и навыков. Но он прежде всего игра творческой интуиции, воображения. Несколько лет исследовательница мозга Татьяна Черниговская на канале «Культура» в сериалах «Звёздное небо разума», «Встреча на вершине. Игры разума» проводит мысль: наука с удивлением открыла, что возможности рационального познания мира незначительны, ресурсы интуиции огромны и непознаны. Для художников, дизайнеров, архитекторов это давно не новость.

Г.В. Вершинин

 «назад