Геннадий Вершинин (Тюмень): Дорогие друзья!
Мы никогда не проводим традиционные конференции, где выступают люди со случайными докладами, долго и мучительно для всех. Стараемся и проводить их неформально, и не мучить квазитемами и квазинаучным языком.
И сегодня мы взяли такую тему, которая вообще-то давно волнует всех –о ней стали говорить еще в 1960-е годы, в частности В. Папанек. Эта тема – ВРЕД ДИЗАЙНА. Мы так ее назвали, может быть, провокационно.
Я попробовал подобрать некоторое количество картинок и сделать для затравки небольшой экскурс – в том числе и развлечь Вас некоторыми фотографиями.
Вы уже поняли, что это одно из объявлений, которое удалось сфотографировать на улицах Тюмени. Оно говорит, что дизайн стал не просто массовой профессией, а народной самодеятельностью. Как в XIX в. русским народным инструментом была балалайка, как в конце XX в. массовым инструментом стал компьютер. И дизайн – в одночасье ставший приложением к нему, становится одной из самых массовых профессий. Я не знаю, были ли в России такие массовые непроизводственные профессии, как дизайн сегодня, но теперь они появляются.
Хотел бы обратить внимание, что в верхнем слое дизайна и в его низовом существуют одни и те же тенденции. Все построено на искреннем высказывании предложения услуг.
Здесь нет предложения услуг, это обложка книги Дэвида Карсона, одного из лидеров мирового графического дизайна. Все приемы, которые использует Карсон, взяты из массовой повседневной графики – вроде того, что мы видели: и «смазанный» шрифт, и «нехватка» в кассе шрифтов цифр или букв, замена букв цифрами и т.д. Это старая обложка, ей уже 20 лет, и приемы массовой жизни, массового мышления в дизайне присутствуют. Об этом впервые задумались многие – в 1960-е годы – «подпитывался» из низовой среды Этторе Соттсасс, Джордж Нельсон – весь американский дизайн искал языковые коды, понятные потребителям продукции.
Обложка изданной у нас книжки В. Папанека «Дизайн для реального мира». На крышку книги вынесен текст, я на всякий случай его озвучу: «Существуют и более вредные профессии, нежели промышленный дизайн…»
Сегодня, конечно, не только промышленный дизайн, а все виды дизайна могут быть отнесены к вредоносным. Тогда, когда Папанек писал, по сути, был один дизайн – промышленный.
Виктор Брагин (Екатеринбург): Нет, тут написано: одна профессия превосходит его по степени надувательства – это рекламный дизайн…
Вершинин: «…Убеждать людей приобрести то, что им не нужно, на деньги, которых у них нет, чтоб произвести впечатление на тех, кому до этого нет дела. Сегодня это мошенничество стало поистине виртуозным». Я убираю слово «промышленный», потому что дизайнов много и все они идентичны в какой-то мере.
«Дизайн смешивает в безумных пропорциях все безвкусные глупости, которыми вразнос торгуют рекламщики, прочно удерживает второе место. Еще никогда в истории человечества взрослые люди не занимались всерьез проектированием электрических расчесок, коробок для файлов, украшенных стразами и туалетных ковриков из меха норки, а затем не составляли подробные планы производства и сбыта этих безделок миллионам потребителей».
Очень похоже на то, с чем мы постоянно сталкиваемся.
Это картинки из известных каталогов – американский дизайн 1960-х годов – одноразовые упаковки, еще какие-то продукты. В каталоге американского дизайна 1962 года сравнивается, какие плохие были бритвы прежде, и какие чудесные они стали теперь. Вот в отличие от прежних примитивных по устройству бритв, бритва с рычажным переводом ленточных лезвий больше не производится, потому что представить себе, что люди покупают такие дорогущие кассеты из нержавейки, с режущей поверхностью из дорогих невосполнимых материалов, сложно, хотя мы ничему сегодня не удивляемся. Вы видите, что конструкция бритвы проста, форма красива, цена по сегодняшним меркам низка – и это очень неэкологичный продукт, быстро себя изживший.
Как рефлексию на подобные случаи (а они определяют нашу проблему – вреда от дизайна) можно воспринимать павильон США в 1967 году в Монреале, когда великий Р.Б. Фуллер строил свою прозрачную сферу, а дизайнер Джордж Нельсон (картинки нет, но в книгах они есть) сделал американскую экспозицию...
Брагин: Г.В., давайте с вашего фотоаппарата сфотографирую вам. Вам же надо будет изображение?
Вершинин: В этом павильоне как таковой не было экспозиции. Америка была представлена в качестве помойки – потому что известно, что из США – страны сверхпотребления – идет волна короткого потребления вещей с ускоренным их переездом на свалку. Это была дизайнерская концепция – показать страну через потребление масс новых предметов, а по сути – свалку ресурсов в наследство нашим потомкам…
Дизайн, конечно, выполняет самые разные функции. Когда я показываю иногда студентам на лекции этот автомобиль и называю изготовителя, все удивляются и, более того, раздается смех. Это любимая машина русских бандитов – БМВ, только однодверная, трехколесная, ее можно встретить в Европе (трехколесные машинки – вообще новый тренд). И смех получается потому, что дизайн, конечно, выполняет важные символические функции, но здесь они вроде не просматриваются. Такой сбой кодов нетипичен для коммерческого дизайна. Но встречается, и вызывает панику. Сейчас эта трехколесная модель сферической формы.
Вот эта машина – Plymouth Prowler (Plymouth Prowler изготавливался с 1997 по 2001 год. Производство Plymouth Prowler было прекращено в 2001 году, затем Plymouth Prowler продавался как Chrysler Prowler с 2001 до 2002 года. Плимут Проулер оснащается V-образным 6-ти цилиндровым двигателем мощностью 253 л.с. До 100 км/ч Плимут Проулер разгоняется за 7.5 секунды, а максимальная скорость Плимут Проулер - 230 км/ч.) нас не смешит – она воплощает желания казаться, хотя в отличие от предыдущего продукта, эта машинка потребляет много горючего и во всех отношениях является более странным продуктом.
В России ситуация с дизайном похуже и маразматичность дизайна проявляется более агрессивно – сегодня страна ринулась в потребительское изобилие, и вся мешанина культурных комплексов, шаблонов, рационализаций, типов проявляется вокруг.
Тверская улица, самый центр Москвы, вдали виден Кремль. Фотография вечерняя. Образ главной улицы столица – образ мусора, это и срез нашего сознания.
А это дневная фотография той же Тверской улицы, практически с того же места. Перспективы улицы нет, все закрыто удивительными растяжками, баннерами, щитами и т.д.
Это улица Тюмени. Она ничуть не лучше, как вы видите. Точно также огромное количество бессмысленной рекламы. Вновь возвращаемся в Москву – портрет Татьяны Лазаревой на фоне Исторического музея и Кремля…
Конечно, можно рассуждать о качестве – дизайн хороший-плохой, красивый-некрасивый, своевременный или несоответствующий месту… Но задаимся извечным вопросом: для чего это все?
Напомню очень глубокое определение дизайна:
«совокупный опыт материальной культуры и совокупный массив знаний, навыков и ценностей, воплощенный в искусстве планирования, изобретения, формообразования и исполнения» (Брюс Арчер, 1978 год. Я позволил себе выделить существенные нюансы смыслов – Г.В.)
Наверно, у дизайна много функций, сейчас я постараюсь быстрее к ним перейти и быстрее закончить свой вводный экскурс. Но посмотрим фото – они нагляднее слов.
Архитектор (вообще-то дизайнер по образованию), выпускник «строгановки» Вадим Греков. Коттедж, или дворец, или комплекс, домашний комплекс (потому что сказать «дом» уже не получается) в Подмосковье. Греков, по сути, является продвинутым менеджером, а работает, как можно предположить, реальный архитектор Ольга Фрейман. Качество иллюстраций плохое – из телевизора. (
Это кусочек плана – вы видите там гараж на 3 автомобиля, масса всяких подсобных помещений, столовых, слева в центре бассейн (мы сейчас увидим это в картинках), малахитовые двери, огромная фотография, просто гигантская, снятая на Соловках. Все такие брендовые явления по сегодняшней мозговой эклектике – Соловки, религия; нетронутая природа, огромный дворец в лесу выстроенный на новейших технологиях и т.д., огромный бассейн, модная дизайнерская кухня в «детском» блоке. Надо думать, и челяди прилично…
Брагин: А увеличенный портрет президента? Фотографии президента нету?
Вершинин: Есть уменьшенный размер людей на фоне этого бассейна, какие-то счастливцы живут там. Есть, конечно, и восточная печка в русском стиле, изразцовая. Поскольку все-таки он «строгач», Греков, - естественно, модный предмет в виде знаменитой дизайнерской кухоньки.
Это уже дизайн, который, мне кажется, просто выполняет коммерческую функцию, он обслуживает состоятельные деньги. Смена ценностей в современном российском дизайне очевидна. Или подмена? Дизайн возникал как инструмент общественного совершенствования, еще У. Моррис делал его для общества, для всех. А сегодня отечественные дизайнеры облизывают только богатеев, и каких только хозяйских причуд не овеществляют!
Моррис, будучи богатым человеком, пытался осчастливить человечество производством красивых и дешевых вещей и заодно приблизить человека к искусству. Причем, это происходило не только у Морриса – и в неметчине: вот вы видите обложки первых каталогов Дойче Веркбунда и т.д. Потом все отечественные дизайнеры 1920-х – они выходили, в свою очередь, также из искусства, как и Моррис и Веркбунд. Искусство как забава их не устраивало – они хотели весь мир охудожествить и выстроить по законам искусства, то есть равновесия, калокагатии, человечности и т.п.
Я показываю сейчас забавные картинки. В начале XX века начался такой процесс, когда, может быть, самые продвинутые люди думали о близости искусства, дизайна к природе.
Пойдем в другую сторону: на слайде – «странные» аттракторы. Это из прогнозной книжки С.П. Капицы. Одна сторона – с соавторами Капица обещает счастливую жизнь человечеству (в районе 2050 года). Но другая: в книге есть такая забавная штучка – странные аттракторы – химико-физические формы, которые точно соответствуют тому, что было в модерне – орнаментам модерна, его стилистике. Сравните их с рисунками и формами Г. Гиймара, других архитекторов. Модерн оказался первым приближением к природе, и особенность форм модерна и физических форм – их сходство. Архитекторы модерна, нередко ненавидя своих заказчиков, создавали для них островки красоты.
И, может быть. впервые в культуре новый стиль – модерн – существовал на стыке природы и искусства, формы искусства были идентичны пониманию физических механизмов, по которым живет природа. У физиков вообще часто встречается допущение, что развитие цивилизации, человечества подчиняется законам термодинамики…
Баухауз сделал следующий рывок – приблизиться к подлинной природе вещей при помощи проникновения в суть материалов. Вы видите – из бумаги они вытащили жесткость, свойство, с которым мы имеем дело, порезав бумагой руку, но не задумываясь о причине пореза. Так сложился курс пропедевтики Баухауза, и найденные в нем новые природные качества материалов и форм стали основой современного дизайна. На слайде 023 – фрагмент современного здания в Берлине, по сути тот же ритмический ряд, найденный в трансформациях бумаги.
Дизайн в начале своего возникновения исповедовал вполне благородные цели – он был исключительно социальным. Берлин практически весь построен по моделям Баухауза, состоит из социального жилья, оно высокого качества, это социальное жилье.
Вот интерьер из Баухауза – интерьер, в котором свет, минимальное количество вещей, пуризм, чистота и – предметы, разработанные в Баухауза, обладающие актуальными эстетическими свойствами. Баухауз создал очень интересную модель, которая не потеряла своей значимости, она и коммерчески не востребована сегодня. Хотя продукты Баухауза выпускаются разными фирмами, многие продаются как эксклюзивные игрушки для богатых.
А это опять Д. Карсон – развороты его альбома. Мы видим, происходит постоянное «ныряние» дизайна либо в социум, либо в природу, точнее – они то конфликтуют, то взаимодействуют. Здесь та же самая натурность, немного более сложного, нелинейного порядка – капли дождя, дорога, брызги, шрифты и вновь – приемы народного, так сказать, дизайна.
Известный плакат 1970-х, автор – испанский дизайнер Хуан Антонио Солер. Это реклама Оливетти. Но вы знаете, знаком какой фирмы этот плакат, стал.
А это уже разработка нашего с вами коллеги и ученика кафедры промдизайна Уральской академии – Вадима Кибардина, который потряс когда-то публику своими остроумными решениями, а сегодня проживает в Чехословакии. Здесь очень точно найдена экологичная, близкая к человеку формула дизайна: человек – это две стороны одной медали – его работа и его дом.
Итак, в дизайне есть варианты выбора и, мне кажется, по сути, он решает несколько важных задач. Если мы зададим вопрос и правильно определим задачи, и ответим на этот вопрос правильно – может быть, мы и приблизимся к пониманию того, для чего дизайн существует – не вообще, а в последнее время. Тема малопонятная, и все же стоит допустить, что разное время выдвигает перед дизайном задачи разного порядка.
Две незатейливых картинки, более простых, чем первое объявление, с которого мы начали наш разговор – это пиктограммы из Министерства культуры Франции, которые, вообще-то говоря, повторяют силуэтные изображения XVIII века. Силуэты людей, двигающихся в направлении 1-го и 9-го помещений нулевого уровня. Здесь нет привычной схематики дизайна – повторения тиражирующихся пиктограммных болванчиков. Здесь сошлись силуэтные картинки XVIII века и хорошие современные шрифты. Точно так же, в подобном духе все архитектурно-дизайнерское пространство министерства культуры является чистым, простым и вполне остроумным.
Это Хундертвассер. Напомню, что был такой художник, хиппи, который считал, что архитектура, дизайн должны соответствовать человеку и быть идентичны его природе. Он создал кривую, цветную, живую архитектуру – вне правил, вырабатывавшихся веками. Пробил через Венский муниципалитет разрешение гражданам красить свои окна на расстоянии вытянутой руки за пределами оконного проема. Каждая квартира имеет свое лицо, конечно, заданное Хундертвассером, но он всегда приветствовал самодеятельность разного рода: если вы помните его интерьеры – кривые полы, композиции из битой плитки и зеркал, разномастные формы. Плиточники, которым он давал возможность пофантазировать – например, выложить цветочки из обломков плитки, обожали его за возможность творить. Дом в Вене – живой объект, в котором природа и свобода взаимосвязаны.
Итак, мы постоянно возвращаемся здесь к природности, которая по-разному понимается в XX веке –либо просто как к понятию экологии, безопасности, либо к понятию экологии и природности как естественному состоянию и поведению человека.
Если говорить о задачах дизайна – конечно, сегодня он в неравновесном мире по большей части используется для компенсации человеческих комплексов, комплекса неполноценности, комплекса неудачника – и особенно это видно на примерах дизайн-услуг для богатых людей, ведь именно в этом социальном слое все обострено. В широком смысле дизайн позволяет вернуть человеку статус. Нашим современникам хочется казаться большими, чем быть большими. Хочется быть более уверенными в себе, декларировать свои мнимые человеческие достижения. Поскольку тем, у кого достижения есть – ничего декларировать не нужно, и в этом случае дизайн как символическая демонстрация не нужен.
Проекты Мариинки. На этих разрезах хорошо видно, что реальные габариты и содержание здания никак не соответствуют упаковке. По сути, архитектура (дизайн) сводится к упаковке, как пакет молока или парниковой клубники без вкуса и запаха. Это проекты разных архитекторов, конечно, «не наших», потому что «наши» еще не научились «товарно» упаковывать свои коммерциальные желания.
Вот тоже упаковка. Сделанное архитектором Фрэнсисом Солером здание Министерства культуры и коммуникаций Франции. Необходимо было в старый район Парижа вписать новое здание и соединить их в единый блок. Автор использовал алюминиевые «кружева», прорезанные лазером. Конструкция ажурно прикрывает огромное чиновничье сооружение – соединяет два корпуса – старый и новый. Но, между прочим, мотив этой графики – итальянская живопись XVI века. Оттуда эти орнаменты, они – опять же – похожи на стиль модерн, они похожи на странные аттракторы, которые мы видели: архитектор нырнул в XVI век и нашел там эту удивительную мультикультурную «графику». Итак, Париж, самый центр, очень скромненькая надпись «министерство культуры и коммуникаций» (почему-то не написано, что Франции, наверно, предполагается, что это все же не Россия – у нас бы и форму бюджетирования указали…).
Вновь наша Отчизна и Новый Арбат. В центре мировой столицы, какой город очень хочет слыть, празднество бутафории, позолоты и – малокультурья. Активность, броскость, «красота» в «настоящем» виде. Очень хорошая попалась мне картинка – растяжка «Распродажа». Действительно, мы лет 20 находимся на распродаже, точнее сказать, на безвозмездной раздаче того, что собирала вся страна не год.
Еще – напротив Кремля – царство брендинга: Уралсиб, Лексус, Самсунг – все это – национальная библиотека: Российская государственная библиотека.
Шедевр жизнелюбивости: центральная часть столицы великой страны, прекрасная реклама «Съешь, сколько сможешь».
Смешки в зале: - Напротив туалета (ха-ха-хи-хи)
Вершинин: Ну, это так, маленькое отклонение от основного текста в сторону «провинции» в пределах Садового кольца. «Народ», конечно, всегда реагирует на дизайн с любовью или с юмором и, мне кажется, очень хорошая такая народная реакция на рекламу «Возьми и насладись» –получилась одна из самых остроумных графических дизайнерских работ в Москве. Адекватная народная правка глобальной рекламы, из глубины подсосзнания.
И невдалеке – прямая противоположность: знаменитый комплекс «Патриарх» знаменитой проектной мастерской. Бессовестная спекуляция на любви наших беснующихся от денег коллег к роскоши и «настоящей классике» - и венчает это все писк профессионального самосознания в виде макушки – Башни III Интернационала В.Татлина. Такую авторы поставили метку на ярмарке тщеславия заказчика и собственных финансовых притязаний. А авторы-то – люди известные, успешные и профессиональные! В нашем понимании этого слова.
И все-таки, как может существовать сегодня дизайн?
Конечно, он не может просто встать в какую-то профессиональную позу, тем более, что он размылся – как профессия, как вид деятельности, он диффундировал. В то определение дизайна, которое дал Брюс Арчер («совокупный опыт материальной культуры и совокупный массив знаний, навыков и ценностей, воплощенный в искусстве планирования, изобретения, формообразования и исполнения») попадает практически вся наша материальная и духовная культура.
И слово «искусство» интегрирует разные аспекты: дизайн становится средством осознания бытия, через приближение к смыслам вещей, ценностей он может помочь людям реализовать надежды на осмысленное существование, позволить человеку самореализоваться. Если дизайн способен помочь человеку самореализоваться, то он выполняет свою функцию, и в этом смысле, как ни странно, примитивный, народный, массовый дизайн позволяет любому человеку самореализоваться.
При этом дизайн может и должен решать (поскольку он совокупный опыт) самые разные проблемы – проблемы материальной культуры, духовной культуры, проблемы здоровья человека, проблемы единения с природой, культурой, искусством – об отрыве от которых говорилось еще в XIX веке. Таким образом, дизайн берет на себя социальные функции, культурные, и множественность этих функций позволяет нам определить, он вообще стоит того или нет.
Голландские плакаты – социальные темы становятся первейшими.
Павильон Щвейцарии 2000 года в Ганновере (архитектор Петер Цумтор) собран из пиломатериала, сцеплен в стены- структуры. «Дрова» были стянуты металлическими прутьями, после окончания выставки разобраны и пущены в дело, т.е. ничего не израсходовано, материал пригодился в дальнейшем в хозяйстве и, собственно говоря, весь павильон к этому и сводился – к декларации разума и экономности.
Тенденция к тому, чтобы интегрировать прошлое и настоящее, к тому, чтобы не идти на поводу у времени, у моды, как говорил когда-то Григорий Сковорода «мир улавливал меня, но не поймал» - это тренд, диктуемый внешними обстоятельствами человеческого существования. Но есть еще и внутренние обстоятельства, которые, если верить Павлу Васильевичу Симонову, заложили в нас природой – потребность в самореализации. Лучше ли хуже, самореализация, самоидентификация становятся важной частью личной и общественной жизни, сверхзадачами дизайна – как и вообще стремление к подлинности, становящееся навязчивой идеей цивилизации: в дизайне все чаще появляются документ, non fiction, «взрослая» просветленность и «детская» непосредственность.
В современной ситуации нам мало что остается делать – принимать правила игры, либо вести свое собственное существование, но, очевидно, что дизайн сегодня стал рабом экономики, но не гуманитарности. И как инструмент экономики он очень опасен, потому что на него возлагают такие же надежды как на «рынок» – появление новых продуктов означает оживление экономики, исчезновение новых продуктов означает застой экономики. Мы все живем с ощущением борьбы с застоем, весь мир, и неизвестно, до каких границ этот мир будет развиваться – пределы есть. Дизайн в этом смысле выполняет самую опасную роль: находясь на главном рубеже между человеком и природой в широком смысле, он может и часто стремиться понять ее требования, и может усиливать человеческие комплексы и проблемы, или каким-то образом влиять на ценностное отношение к вещам, потреблению, окружающему миру. Но это – удел не профессионалов в сегодняшнем понимании этого слова – а цельных личностей.
Это тезисы, которые я наспех набросал.
И сейчас Виктор Александрович Брагин хочет, как всегда, возразить – мы же с ним вечные оппоненты.
Брагин: Я не хочу возражать. Я просто хотел бы показать образцы дизайна полезного. Потому что вредный-полезный… как-то получается все…
Николай Ляпцев (Екатеринбург, зав. кафедрой дизайна среды УралГАХА): Через противопоставление…
Брагин: Не противопоставление. Просто если говорить о вреде дизайна – есть ощущение, что слишком категоричное мнение, заявление. Есть же полезные дизайны. Если хотите, могу показать
Из зала: - С удовольствием!
Брагин: Я покажу вам несколько работ, которые делали студенты. Это дипломы магистров дизайна, промышленного дизайна. В этом году я был в очередной раз на «100% дизайне» в Лондоне, и эту выставку посетил. Выставка всегда очень хорошо сделана. И вот что самое главное, что мне понравилось – здесь написано «устойчивый». Это одно из направлений – пытаться проектировать дизайн, который был бы устойчивым к тем изменениям, тем ужасам, о которых говорил Вершинин. Геннадий Васильевич, как всегда, все огрубил. Вот смотрите, у них есть перспективы, что самое главное. Здесь несколько работ. [В них] – попытка разрабатывать то, что приносило бы не столько вред, сколько пользу, причем на разных уровнях, как польза эмоциональная, например, с точки зрения развития личности человека, так и пользу абсолютно меркантильную, например, экономические эффекты.
Польза может быть экологической, потому что как раз первая разработка, которую я хочу показать – рыба. Смысл в том, что в тех случаях, когда вылавливают сетями рыбу, попадаются и большие рыбки и маленькие. То, что разработал магистр промышленного дизайна – он предложил встраивать в сети такие светящиеся кольца, на которые бы реагировали рыбы и могли бы аккуратно в это кольцо вплывать. Таким образом, 30%, 20%, 15% рыбы не уничтожалось бы. Вот как раз разработка. Причем, видите, это не просто идея, а магистерская работа, поэтому все-таки разработана была и конструкция, реально работающая конструкция.
Ляпцев: Зачем ловить, мелкая-то рыба вся сплошь уходит…
Брагин: Не уходит она, она запутывается, в том то и дело, что здесь сетка…
Ляпцев: Он не рыбачил, кто придумал все это…
Брагин: Хорошо. Вот смотрите, еще одна работа. От переработки рыбы остается очень много кожуры, шкурки, рыбьей чешуи (что называется – «на рыбьем меху»). Переработка отходов плюс окраска позволяет выпускать, например, оправу для очков или, например, вот эти чудесные стаканчики, т.е. посуду. Это, может быть, не самые шокирующие идеи. Я просто не буду все показывать, только отдельные вещи. Вот видите написано «waste», что буквально означает «отходы». Они считают, что перспектива как раз в том, что нужно не выбрасывать отходы жизнедеятельности человека, самые различные, а пытаться их с помощью каких-то технологий, в т.ч. редизайнерских, воплотить, дать им, этим отходам, вторую жизнь.
Это стандартная попытка с помощью химических или технологических приспособлений оставить очень долго продукты не портящимися. В принципе, технологии такие есть, ничего особенного. Как видите, работы очень разные – это эскизный поиск, перед вами подача, кроме макета, всей магистерской работы. Конечно, там еще была толстая диссертация написана в виде текста, но вся визуальная часть сделана таким вот образом плюс макет.
И то, что мне хотелось бы показать – вот смотрите, одна из проблем – транспорт. Предлагается разрабатывать новый экологический транспорт. Причем, если посмотреть – какие-то панели делаются из шкурки, кожуры бананов и биорезины, например. Тут несколько таких работ. Причем сделаны специально для Лондона были разработки. Тут одна из проблем была – то, о чем мы говорили, сейчас наводнение в Таиланде и в связи с этим 9 заводов Тойоты закрыты, потому что уплотнители и резину, которую делают в Таиланде – заводы там затопило, поэтому все производство встало. Была попытка найти места, где можно было бы разместить предприятия так, чтобы они были устойчивы, в т.ч. и к воздействию природной стихии.
Вот еще одна из работ, которая, мне кажется, может быть интересной. Большое количество на земном шаре вулканов, которые выбрасывают пепел. Дизайнер-магистр предложил такой пылесос, который будет летать и пылесосить воздух в тех местах, где происходит выброс этого пепла, потому что в прошлом году это было полным шоком для Европы, когда целый месяц были проблемы.
Вот еще одна из проблем, которую они решают, но это видимо в тех городах и странах, где достаточно большая плотность населения – как избавиться от человека умершего. Было предложение превратить его, например, в 3 таких замечательных белых камушка, т.е. все, что может, превращается в биожидкость и вам дают пузыречек с этой жидкостью либо такой специальный небольшой саквояжик, где эти 3 камня и специальный браслет, который одевается и как память носится (на браслете записана информация – фотографии, тексты, видео и т.д.) Это одна из таких тем – кажется, странная тема и тем не менее в Европе, в Великобритании это считается актуальным.
Вершинин: В Азии это очень актуально.
Брагин: Да, в т.ч. в Японии, там же одна из гигантских проблем. Хотя живут они на 5% площади, остальное все горы и перенаселенность умершими, как бы это грубо ни звучало, – это одна из гигантских проблем. Поэтому там не знают, что с этим делать.
И еще была одна интересная работа – такой смешной агрегат – это перед вами 3D-принтер, но не какой-то там химический, а который аккумулирует – тут такая линза большая – солнечную энергию, тут специальные жидкости добавлены, чуть ли не вода и еще с чем-то. И из песка печатают вот такие 3D, ну, скажем, посуду, к примеру, емкости для фруктов, овощей, какие-то приспособления и т.д. Мне кажется, очень интересная работа в этом плане.
Вот стандартный промдизайн – разработана новая конструкция лопаты. Т.е. я хочу сказать, что не все так вредно, если дизайнер думает не только о своей коммерческой экономической выгоде, но еще и о некоторой социальной, культурной пользе. Появляются вот такие проекты, свидетелем которых я и был в этом году в Лондоне.
Вершинин: Спасибо. Коллеги, кто хочет продолжить?
Ляпцев: Вопрос можно?
Вершинин: Да.
Ляпцев: Почему Вы про Папанека сказали: не обращайте внимание на промышленный дизайн? Почему обобщили? Человек написал про промышленный дизайн конкретно.
Вершинин: В то время был, по сути, только промышленный дизайн. С тех пор, с 1960-х годов, когда была написана книжка, более вредоносным становится средовой дизайн, дизайн костюма, графический…
Ляпцев: Как такое может быть? Люди не делали интерьеров, не шили одежду?
Брагин: Тогда не было выделения разработки интерьеров, скажем. Просто этим занимались реально архитекторы.
Вершинин: Вы же, Николай Николаевич, сами были заведующим одной только дизайнерской кафедрой, и там все было – промдизайном.
Ляпцев: Меня рыбки заинтриговали. Вот когда начинался дизайн вообще, промышленный в т.ч., у нас в России, мне приходилось читать статьи дизайнеров, будучи архитектором.
Поскольку я получил кондовое архитектурное образование, мне было очень странно читать такие статьи, вступление-преамбула: «Считается…» и дальше пишется такой маразм!.. Кем считается, кто считает? Придумывается совершенно фантастическая ситуация. Как с рыбками. Абсолютно нереальная. И дальше идет такое умное обоснование – этой глупости. Т.е. человек сам себе поставил глупую задачу, а потом сам ее опровергает. Вот такие примеры, я не знаю, может и в средовом дизайне есть, и в графическом, но в промышленном часто встречается, на мой взгляд, непросвещенный – когда придумывается какая-то вещь, изобретается дизайнером – так называемый «дизайн ради дизайна». Я все-таки насчет этих рыбок привяжусь, не просто потому что я рыбак, я не знаю, для чего так усложнять эти ситуации, создавать чрезвычайно сложные дорогостоящие какие-то сооружения, объекты, предметы, когда можно решить все гораздо проще.
Вершинин: Ничего не делая…
Из зала: Например, сплести сеть с более крупными ячейками, т.е. крупная не уплывет, а вся мелочь уплывет.
Ляпцев: То есть маленькая пройдет? А зачем думать тогда? Это я на примере сеточки этой…
(В зале заметное оживление)
Из зала: Так ведь дизайн!
Ляпцев: Вот, дизайн – сделать красивую сеточку? Вот и вред от дизайна. Потому что большие деньги уйдут на эти сеточки, время потратят.
Оживление в зале
Из зала: А интерьер? А одежда?
Ляпцев: …Нет, сегодня просто его здесь нет, а есть повод для разговора. … Я не исключаю, в интерьере вообще этого гораздо больше. Весь интерьер декоративен, как правило, там кругом декорация, даже когда хай-тек, мы говорим – там тоже есть декорация, когда специально полируется то, что можно не полировать, за поручень и так можно держаться, еще лучше, если он шершавый будет – рука не скользит. Так что это все относительно, конечно. А чего вы меня так слушаете?
Вершинин: Очень интересно!
Валерий Курочкин (Екатеринбург, зав. кафедрой индустриального дизайна УралГАХА): Можно сказать? Мне кажется, что все зависит от степени персональной ответственности дизайнера. Если задача стоит продать и получить какие-то бабки, невзирая ни на что - вот вам и результат того, о чем мы сейчас говорим. А вот, например, мы пытаемся сейчас в магистратуре не какие-то красивые картинки рисовать, а решать социальные проблемы. Есть проблема – ее нужно решать, а какими средствами, это уже другой вопрос, красивая будет картинка или нет, но нужно решать проблему. Тогда социальная ответственность и профессиональный подход позволит быть дизайну таким человечным, нормальным, а не каким-то там коммерческим, продажным, безумным.
Брагин: Мы даже проекты магистерские привезли – и по транспорту, и по товарам.
Вершинин: А вот у Старка (недавно вышла книжка Аронова по теории дизайна, и там он не просто о нескольких мастерах пишет, а там есть высказывания Старка): есть 3 типа дизайна – есть дизайн коммерческий, бесстыдный, и он меня не интересует, говорит Старк, есть дизайн для дизайнеров, когда нужно поразить профессиональную среду, меня он тоже не интересует…
Шум и смех в зале
Из зала: Да ладно??? Старк?
Вершинин: Ну, он изменился?
Оживление в зале
Из зала: Изменился, но раковиной по-прежнему пользуется, руки помыть невозможно…
Вершинин: И есть дизайн для жизни, вот это тот дизайн, который его интересует. А в предпоследнем «Русском репортере» с ним интервью еще. Он сейчас в Москве сделал бутик. В интервью он говорит, что для него дизайн – это честность и элегантность, и ничего больше.
Из зала: А функция?
Вершинин: Не интересует.
Брагин: Можно вспомнить – я крутил тут в прошлом году айфоном, который потерял, летя из Лондона…
Вершинин: А в этом году я так и думал, что он приедет с айподом…
(Смех, взрывной)
Брагин: Постараюсь его не потерять. Помните, мы говорили о 10 правилах хорошего дизайна Дитера Рамса и то, что он сказал: 10-е правило – вроде бы такое противоречивое – что хороший дизайн – чем меньше дизайна. То есть хороший дизайн – когда дизайна практически вообще нет
Из зала: Он незаметен.
Брагин: Вот просто фестиваль дизайна, картинки идут, можно смотреть или нет – это в том же русле, что показывал Геннадий Васильевич.
Вершинин: А что нам омские мозги доложат?
Эмма Васильева (Омск, проектор Омского государственного института сервиса): Я например, абсолютно согласна, что проблема сегодня в том, а, может быть, ее даже и нет, этой проблемы – это в самом деле некое направление именно социо-культурного дизайна, который должен жить в каком-то неком гибриде с природой, со своим ощущением того, что ты делаешь, и приносить какую-то пользу. Мне кажется так.
Александр Пономарев (Ханты-Мансийск, ХМИДИПИ): Вот такая избитая фраза – раньше никто не знал, что такое дизайн, кроме самих дизайнеров. Теперь все знают, что такое дизайн, кроме самих дизайнеров. Мы сейчас собрались, чтобы в проблемах разобраться. Потом вопрос – коммерческий дизайн. Получается какой-то каламбур. Мы говорим о том, когда дизайн полезный и естественно экономический – проблемы решаются производственные, и социокультурные и т.д. Этот дизайн может быть коммерческий, направленный на большую массу людей и решение частных проблем. А получается, что мы, когда говорим о коммерческом дизайне, – то получается что-то типа штучного дизайна. А где тут коммерция-то? Имеется в виду, что вложены деньги чрезмерные за какой-то продукт…
Вершинин: Ну, раньше говорили, что есть стайлинг, допустим. Есть дизайн и есть стайлинг. Стайлинг – это просто маркетинговые исследования потребностей и удовлетворение этих потребностей… Так поступает Китай, который сегодня стал второй экономикой мира, и китайцы очень хорошо чувствуют потребности рынка, они не очень думают о всех последствиях и т.д., а берут какую-нибудь тиражную западную штучку, ставят ее на поток. Если эта западная штучка была под одну антропометрию, они – на все антропометрии гонят, просто увеличивая размер и т.д. Это относится к машинам, которыми они завалили весь мир, и Россию уже заваливают, у нас уже превентивные меры сейчас принимаются, чтобы китайские машины не шли на российский рынок. Вот такой есть подход. Но мне кажется, что это подход либо молодых мозгов, либо молодой экономики – китайская экономика молодая.
Юля Герасимова (Омск, ОГИС): Безграничных возможностей это подход.
- То есть это уже воспитательная роль дизайна. Хороший дизайн должен воспитывать, он развивать должен потребительскую культуру, для того, чтобы люди научились видеть истинные ценности
Брагин: Ну а еще такой аспект - насчет передизайнирования. Мы об этом говорили. Может тогда надо остановиться и не пытаться делать больше, больше, больше дизайна. Чем больше дизайна, тем он вреднее.
Герасимова: В современной моде есть такое понятие «fashion», т.е. создание вещей, чтобы прожить с ними какую-то очень долгую жизнь, при этом оставаясь со своей харизмой. Чтобы со временем они еще накапливали какой-то опыт, опыт воспоминаний, как-то трансформировались, возможно, изменялись. Это такая хорошая альтернатива тому, что происходит в коммерческой моде, хотя там тоже, я не могу сказать, что это чисто стайлинговые какие-то вещи, потому что если бы они не соответствовали времени, наверно, они не были бы настолько популярны. И еще я бы не стала противопоставлять коммерческий дизайн и какой-то осмысленный, потому что классический образец, слово «fashion», хотя и слова такого, термина она, может, и не знала – это Шанель. Умерла – 7 млн. оставила, притом что действительно думала надолго, думала стратегически, думала именно о воспитании и, тем не менее, была коммерчески успешной, создавала то, что в общем вызывало противодействие. Постоянно существовала в некой идеологической борьбе и продвигала свою концепцию. А слово «fashion» - это тема, мне кажется, для наших молодых, которые не хотят существовать в постоянной гонке и, возможно, не хотят идти по чужим законам, пытаясь найти свою направленность. Тут много вариантов, потому что много тем и источников, т.е. концепции при этом стартовые могут быть разные, какие угодно. Просто призадуматься и действительно отвечать за то, что ты делаешь и создать что-то не одноразовое. И это тема – растущая.
Я удивилась в этом году – у нас несколько дипломов было, не нами инспирированных, а студентами продуманных, ведь они почувствовали это... И понятно, что не у нас это родилось, и скандинавская история, и канадская, скорее, вариант протестантства, что не надо так метаться за одеждой, а хочется думать, успевать думать о чем-то другом, а для этого нужно иметь друзей, функциональное, удобное, красивое, красивое, рациональное. По-моему очень хорошая тема.
Ляпцев: Вопрос можно непросвещенного. Вы сказали, что Шанель продумывала концепцию. Вы уверены? Я не читал, не знаю, она думала, разрабатывала?
Герасимова: Она не разрабатывала. Она слова такого не знала.
Ляпцев: А, может, она просто творила?
Герасимова: Нет, она не просто творила.
Вершинин: Она делала органичные вещи..
Ляпцев: В моем представлении, в принятом сейчас, - человек пишет концепцию…
Герасимова: Нет-нет, раньше это было не так.
Ляпцев: Я понимаю, что было не так. И вот - продумывала, а она творец, она художник…
Герасимова: Нет, она не была художник, она была аналитик. То есть, она была в какой-то степени художником…
Ляпцев (изумленно): Как она не могла быть художником? Художник не значит, что рисует, совсем не обязательно...
Герасимова: У нее тип мышления не художника, она была просто женщиной. И она понимала, что нужно становится другой. Она дала другую концепцию женственности, которую она выдала в 1920-х годах, когда ее не было – она ее создала и придумала, и сейчас мы ей следуем. И потом, когда ее попытались после войны разрушить и вернуть женщину в предыдущую концепцию, т.е. поставить женщину за мужчину, сделать ее объектом опеки, заботы и декоративного какого-то существования – она, старенькая, вернулась и опять все переломала, и появился минимализм 1960-х, т.е. то, что делали в 1960-х художники-дизайнеры, Шанель делала в 1956-1958. Естественно, она анализировала это не с точки зрения художественной и не с точки зрения коммерческой, а с точки зрения функционирования женщины в обществе. Т.е. она была по нашим терминам, наверно, культуролог. А то, что это приносило ей деньги…
Из зала: Она болела за женщин.
Герасимова: Да, она не то что болела, она просто знала – как.
Из зала: Ее, по-моему, еще жизнь ломала сильно, проблемы были, она попала в другую ситуацию и это позволило ей по-другому взглянуть на это…
Герасимова: Она просто гений. Жизнь была у всех примерно одна – 2 войны, все как положено. Просто она знала, как надо и всегда в этом была уверена. Когда это было в мейнстриме – она этому следовала, когда это было не мейнстрим – она этому следовала. И, собственно говоря, время дало проверку очень серьезную. Мы понимаем, что не Диор, а она была права, как бы он ни был прекрасен. И живем мы в ее реальности, а не в его, хотя мы восхищаемся многими - не только Диор, их больше фамилий... Хотя это все равно игра. Даже просто какая-то позитивная эмоция, пусть от стайлинговой вещи, но она немножко тоже украшает жизнь.
Брагин: Геннадий Васильевич несет какую-то красоту вредную, чтоб показать нам…
Ляпцев: Еще порцию ненужного дизайна…
Вершинин: Да! Кстати, ИКЕА эту идею, о которой сейчас говорили, продолжила, т.е. Ингвар Кампра создал мощную коммерческую структуру, которая продвигала очень простые идеи. Причем, он начал во время, когда любили ар-деко, завитушки, а он всегда был верен себе. И в итоге 80% рынка мебели принадлежит ИКЕЕ.
Я хотел показать одну штуку, она забавная. Я когда увидел Министерство культуры, а это был воскресный день, то естественно возникает вопрос – как же так, такая штучка декоративистская, хорошо это или плохо, как ее оценивать. Я шучу – у меня есть такой, как бы сказать, маркер – вот если я вижу где-то в интерьере, в какой-то постройке светильник Tolomeo фирмы Артемида, то я уже сразу знаю, что здесь очень хороший дизайнер, образованный, настоящий это делал. И вот в окошке Министерства культуры, закрытого на выходной день я как раз обнаружил светильник Tolomeo и просто хочу его показать. Светильник был разработан где-то в Скандинавии, потом оказался в Англии и его перестилизовали. Потом до него дошла фирма Артемида и, в частности, дизайнер Микеле де Луки. Светильник очень примитивный, но почему-то он является таким симптомом классического хорошего дизайна. Он некрасивый. Но вот это бритвенное устройство, которое погибло и его больше нет – оно красивое, а вот этот светильник достаточно примитивный и тем не менее…
Вершинин: Ну что, будем подводить итоги или не будем? У нас гости. Вы впервые у нас в Тюмени? Как ваши впечатления от фестиваля?
Ответ: Понравилось.
Николай Пискулин (Тюмень): Что касается дизайна – с самого начала с Гутенберга была проблема – «зачем». Не «что» и «как», а именно «зачем?». XVII век, XVIII век – в 1989 году, по-моему, Броуди заявил: мы привыкли делать и думать – что и как, а надо думать – зачем. Понятно, что Гутенберг хотел заработать деньги…
Вершинин: И никаких благородных целей…
Пискулин: И никаких благородных целей у него не было. Он придумал систему, как зарабатывать деньги, как из одной книги сделать много. Т.е. там была та же концепция. Он себе поставил цель – машинным образом создать рукописную книгу. Полный бред.
Брагин: Промышленные же дизайнеры убили книжный дизайн? Потому что вместо стандартной книжки теперь вот такие книжки (кивает на айпод).
Пискулин: Да.
Брагин: Все, убили…
Из зала: Нет не все, не убили.
Брагин: Убили, убили.
Из зала: После такой книжки хочется абсолютно точно возвратиться к другой, несмотря на то, что..
Пискулин: Сейчас просто книга будет элитная. Т.е. будут делать книги по-настоящему… А ширпотреб – просто. А настоящие будут стоить бешеные деньги.
Из зала: И будем их покупать.
Васильева: Тут очень странный момент. У меня в этом году переоценка ценностей по поводу дизайна. Привезла я своей девочке из Гонконга такую вот штучку (айпод). Девочке 14 лет, которая у меня очень хорошо читает, бесконечно куча дома книг простых. Хочу! Ну как бы надо развиваться ребенку. И самый интересный момент – привожу, она у меня уже читает, и книгу туда забила и все, что возможно. В Питере мы с ней ходим, ребенок у меня смотрит книжку, с красивыми иллюстрациями. Ей 14 лет, уже ушла от того возраста, чтобы просто красивые картинки смотреть. Она видит красивые картинки в книге – «Мам, давай купим!». Все! И мы покупаем книжку, дома рассматриваем, смотрим – то есть вот такой момент..
Из зала: Он исчез.
Брагин: Айпод имитирует это… Смотрите, книжку можно листать, обратите внимание.
(Бурное выражение эмоций, обрушивающихся на Брагина)
Брагин: Но при этом, смотрите, бумага же не пачкается пальцами.
Вершинин: А сколько грязи на этом экране…
Брагин: Но экран можно протереть.
Ляпцев: Давайте имитировать жизнь тогда.
Из зала: Дети вырастают с другой информацией. Меня вот ребенок удивил тем, что захотел иметь книгу.
Пискулин: Вот я сейчас приехал из музея, там увидел проект «Глобальной деревни». Чья это работа – ваша?
Ляпцев: Глобальная деревня – это ваша.
Пискулин: Наша?
Из зала: - Ха-ха-ха
(Речь идет о работе бакалавра Тюменского института дизайна Е. Прощаевой «Глобальная деревня)
Пискулин: Там все население – в 100 человек. Если представить, что только 1 имеет компьютер. Из 100 человек только 1 имеет компьютер. Какие там технологии…
Брагин: Но технологии, к сожалению, мы не можем остановить…
Ляпцев: В польском плакате давно показана была эта научно-техническая революция – такая жирная гусеница, которая сама у себя отъедает хвост, вроде и питается, и в то же время…
Вершинин: Проект «Глобальная деревня» есть у Экуана. Причем, в его проекте в озере плавают исключительно механические рыбки. Живых уже не осталось. Старики живут на горе, и за ними ухаживают роботы, а молодежь веселится внизу, у озера и любуется рыбами-роботами. Это вот как бы ближайшая перспектива японская, они уже это разрабатывали.
Брагин: Это не перспектива, это реальность. Я в 2003 году встречал Новый год в Нью-Йорке и мы перед самым Рождеством пошли в японский ресторан – гигантский аквариум, там плавали механические рыбки. (взрыв смеха). Это показывали, реально. У меня тогда не было с собой камеры, поэтому я не смог это снять, есть размазанный снимок. Реально это гигантский аквариум, только механические японские рыбки плавают – 2003 год.
(Всеобщее оживление)
Из зала: Мне кажется, имитация полная.
Васильева: У меня в этом году переоценка какого-то ощущения себя и дизайна и т.д. Гонконг с его небоскребами, который абсолютно меня не поразил вначале, но поразил в конце, когда я приехала сюда и получила послевкусие всего. Две абсолютно контрастных границы – когда есть вот эта небоскребность (стекло, бетон, металл) с конструкциями, с красивейшими домами-небоскребами. И деревня их, в которую они ездят – с хорошей рыбой, с совершенно добрыми лицами… Не знаю, мне кажется, такая надуманная проблема. Потому что они так начинают беречь свою экологию в этом маленьком кусочке, в котором они живут – это ощущается, это видно. А по поводу социальности – мне кажется, как раз сейчас в эту сторону надо и думать, по поводу социума, в котором мы живем и для чего мы работаем в нем.
Из зала: Хорошо, если он станет китайским, а если он станет мусульманским – ни о каком дизайне вообще не будет и речи на очень долгое время.
Вершинин: Может быть, это правильно?
Из зала: Может быть, это правильно, но свои ценности жалко.
Выступление из зала: Извините, разрешите сказать то, что еще не звучало. Не звучало еще – вред дизайна вы обосновали, но недостаточно, на мой взгляд, прозвучала социальная ответственность дизайнера. Мы с вами знаем прекрасно, что те фильмы ужасов, катастроф всемирных, которые транслирует Голливуд, мы не будем с вами спорить, что мысль человека материальна и что это деструктурализирует пространство планеты. И хотелось бы услышать сегодня такую направленность – относительно творений дизайнеров, мышления социума о природе и гармонии было сказано, относительно направленности сегодняшнего дня – социологи и наше мышление людей, которые ближе к народу (деревня, где только 1 компьютер) – у них мышление, инстинкт самосохранения говорит о том, что надо возвращаться к истокам. Понимаете? Не прогнозировать этих механических рыбок и т.д., потому что потом, как Голливуд, все это придет и сломает подсознание. Ваша профессия, профессия дизайнера имеет очень серьезную ответственность – именно эту. Если вы будете, творя свои произведения, думать о том, «а что поделать, наступит это время с этими роботами там, на горе». Это отразится в вещи, это отразится в том мире, который будет окружать человека, и будет все труднее глобальной деревне сохранять мышление и единство природы и мироздания. Хотелось бы, вот когда смотрелся этот проект про рыбку, где заботятся о том, чтобы мелкая сохранилась – этот вариант хорошо смотрелся бы где-то на стене или в панно, просто подавать мышление: «человек, помни: тебе надо спасти молодь рыбную», а не в том варианте, что она запускается в промышленность… Вот об этом хотелось бы попросить вас, чтобы вы, как специалисты, обладающие редким талантом, даром от природы, когда творили, помнили: мы уже имеем дефектную среду.
Вершинин: Николай Николаевич, ответите?
Ляпцев: Да. Иногда переоценивают роль дизайнеров и архитекторов. Они ничего не проектируют, они реализуют заказ общества. Как общество мыслит, что нужно обществу, то и делают дизайнеры. И противиться этому можно, конечно, но я не представляю, каким образом. Мы выполняем заказ общества. Поэтому вот когда сознание общества поменяется… Другое дело, что надо способствовать этому. Вот появились сейчас эти направления в интерьере… хоббиты появились, которые хотят сделать свое жилье, жить под землей – это все зачатки желания уйти от этого индустриального мира, где все автоматизировано, оно наступает, а человек – дитя природы, он родился на земле.
Из зала: Я говорю, что наступает. Вспомните Аркаим. Ведь много лет назад люди покинули это место и учеными доказано, что они оставили нам знак – знак начала эпохи Водолея. Архитектура там изумительная, и они не оставили нам мусора, она оставили нам знак: «человечество, если ты хочешь выжить – живи в гармонии с мирозданием и не мусори».
Брагин: Если говорили о вреде, получается, что если мы реализуем то, что требует общество, то вред-то - в обществе, получается. Общество в Гонконге – оно не вредное, а общество в городе Тюмени вредное? Раз такие объявления появляются на заборах.
Вершинин: Нет, это тоже естественно, это тот же самый закон, о котором говорил Николай. Мне кажется, всегда есть элитарный процесс – не так, как элиту сегодня понимают (начальники или богачи – это элита, а остальные - массы). Всегда была элита, которая придумывала религиозные учения, которая их развивала, насаждала в жизнь. Я сегодня с 7 утра слушал по «Вестям FM», что такое 1612 год. Народный патриотизм свелся к тому, что пожертвовали средства на борьбу (не с поляками, оказывается, а с литовцами) 3 человека. У одного гражданина было 300 рублей – он пожертвовал рубль. Одна женщина отдала половину имущества своего и кто-то еще что-то дал – на этом народный патриотизм закончился. Но появились эти 2 человека – один небогатый купец (300 рублей было у Минина) и Пожарский. Один был экстремал, который требовал навести порядок и готов был на эти деньги подключить людей, а другой его тормозил. Памятник Минину и Пожарскому – оказывается, один призывает взять Кремль, где засели москали и литовцы, сошедшиеся в едином союзе, а второй говорил: нет, мы никого сажать не будем, мы их выпустим, разрешим им жить и все само собой нормализуется.
Я, к стыду, учившись на истфаке, для себя все заново открыл эту ситуацию. Не представлял, что все это было именно так запущено, народного движения не было, но возникла мощная организация, серьезная, которая пошла из Ярославля, причем в ней провинциальные силы соединились. Более того, именно в Ярославле было принято решение: никакого государства Московского больше нет, есть государство Российское и т.д.
Все время идут разнонаправленные процессы, и такие, как Минин и Пожарский, или еще какие-то, например, Соттсасс или Дитер Рамс, или Моррис – они создают процессы, очень часто – вопреки обстоятельствам.
Но вся цивилизация – это что-то вроде мусорного кома: мусор валится, сыпется и т.д., но от него остается, тем не менее, то, что человечеству пригождается. И происходит естественный отбор. Он происходит медленно. Какие-то хорошие идеи…
Да, Гутенберг хотел, как говорит Николай Павлович, заработать деньги. Но книгопечатание осталось, и оно приобрело другой характер. Христос создал учение гуманистическое, но оно потом превратилось в антигуманное – во время крестовых походов. Потом оно вернулось к истокам. Идут очень разные процессы и, мне кажется, как раз главное, что в дизайне происходит, определяют эти люди, которые мыслят, и они социально ответственны, потому что и айфоны и айпады и т.д. создают люди социально ответственные, но результаты их труда используются очнь по-разному.
Если говорить о человечестве, оно как-то странно реагирует на вызовы, оно требует не настоящего дизайна, а того, который мечтался. Откуда взялся наш сегодняшний интерьерный дизайн? Очень богатые люди когда-то жили в общежитиях, им ничего не хватало. А кто-то вообще в землянке жил, как Брынцалов, а сегодня он моется в золотой ванной, потому что ему казалось, что достигнуть чего-то в жизни – это получить золото, и много, и всех построить, чтобы они служили ему.
Мы видели дом в Подмоскоье – его наверняка дюжина людей обслуживает: электрики, поварихи, уборщицы, монтажники, подстригальщики и т.д. Этот процесс понятен. Сегодня у нас такой рывок – от кажущейся бедности (мы себе не говорили, что это бедность, неплохо ведь жили). А теперь слышим, что жили все в нищете. И теперь бывшие «нищие» должны разгуляться: квартира не меньше 400 кв., у наших богатых людей такой бзик. А многие люди типа Брагина – он был предан дизайну в истинном его смысле, и он им и занимается. Другое дело, что о импульсы, идущие от настоящих дизайнеров, от настоящих процессов – они часто становятся своей противоположностью, но наступает момент, когда все приходит на круги своя.
Я наконец нашел фото светильника Tolomeo. Ему примерно 80 или 90 лет. В профессиональных руках (а это народная разработка, анонимная) – он приобрел вполне совершенные формы. Это остроумная игрушка, очень удобная, не очень дорогая, функциональная, надежная, долговечная. Поэтому, если вы найдете в каком-то журнале, интерьере Tolomeo, будьте уверены, что его делал ответственный дизайнер.
Брагин: Я хочу сказать, что англичане здесь ничего не делали с дизайном, они просто разработали очень качественную систему этой тяги. Они сделали так, что он фиксируется абсолютно в любом положении. Это именно англичане сделали, они разработали механику. У него падало то, что у него было разработано.
Вершинин: А итальянцы выпускают. Модификаций очень много. Есть настенные, напольные. И там уже пошла коммерческая версия, потому что на стене он совершенно не нужен – это настольная вещь, на полу – тоже как-то странно, на потолке – тем более, это просто глупость натуральная.
Брагин: Но, тем не менее, та же самая голландская студия «Mooi» делает из таких похожих светильников целую люстру, т.е. они их в стаю объединили.
Вершинин: Мне кажется, тем не менее, что именно в дизайне сегодня определяется, какой будет цивилизация. Не в политике, а именно в дизайне. Потому что именно дизайнеры создают привлекательные образы, которые потом распространяются. Они не на следующий день срабатывают, иногда они даже отторгаются, но проходит какой-то период, и дизайнерские идеи становятся нормой. Помните, когда-то у дизайнеров в 1960-е годы был период холстов – и мы уже ушли от холстов, зато все вокруг стали холстярить, повсеместно использовать. Или джинсы, или еще какие-то вещи – это, в общем, дизайнерские разработки, но они становятся модными через какое-то время, а классикой – еще через большее время. И именно дизайнеры определяют, если они талантливые, если они создают интересные идеи и придают им какое-то общезначимое звучание, то они определяют, куда пойдет цивилизация. Не случайно профессия становится массовой, не случайно дизайнеров в России, говорят, 100 тыс. сегодня, хотя ВУЗы не успели столько подготовить (максимум, может, тысяч десять они подготовили за всю советскую историю). А откуда 90 тыс. взялись, это другой вопрос.
Из зала: Самозванцы в дизайне – это же тоже проблема.
Ляпцев: А вот по поводу вопроса «дизайн и общество». Вот смотрите. Я про рыбок. (Смех). Как рыбак, совершенно ответственно заявляю – наши рыбаки стараются, используя современные средства, которых раньше никогда не было (это сказка просто – то, что мы сегодня имеем!), они ловят рыбы как можно больше, они заталкивают ее в морозильник… Честно скажу, я иногда ее выпускаю, и ловлю столько, сколько предназначено съесть, остальное выпускаю. И на меня смотрят: «а чё это он – поймал рыбу, поцеловал и выпустил? Вот придурок какой».
Из зала: А вдруг она золотая была?
Ляпцев: Придет время, я вас уверяю, и у нас будут выпускать, но надо прожить, как говорит Геннадий Васильевич, вот этот период нищеты, когда мы не могли рыбу поймать этими примитивными снастями. Меня потряс один эпизод. Не знаю, как объяснить. Вчера я говорил по поводу пещерных людей. Раньше, чтобы убить – палку срезал, пошел, убил животное - съел килограмм мяса. В одежде то же самое... Сейчас столько тратится сил, средств. Охотники. Какие только ружья не придумывают? Для чего? – чтобы убить животное. Меня поразила цивилизованная Европа. Стоят 3 пожилых джентльмена, видно, что очень состоятельные. Один, видимо, первый раз пришел на охоту, у него в руках 31-го века ружье, оптический прицел, лазерное наведение. Выходит олень, и он его убивает. Вот для чего, зачем? Чтобы съесть килограмм мяса? Ведь больше он не съест. Там была всего лишь палка с заостренным концом, здесь – суперсовременное оружие. Кто делает оружие? Дизайнеры в том числе. Так что это все от культуры и общества зависит. Дизайнеры исполняют только волю.
Из зала: От гармонии взаимоотношений человека, природы и общества.
Вершинин: А собственно дизайн для этого и существует, чтобы эти отношения выстроить. И собственно дизайнеры находят эти модели взаимоотношений. Другое дело, что общество не всегда их слышит, потому что есть сиюминутные интересы. Избрать, допустим, в ближайшее время Думу, поэтому все побоку, а это первая цель, потом вторая, потом – двадцать пятая цель, потом кризис экономический.
Ляпцев: Потом бадминтоны будем делать, придумывать красивые воланчики…
Вершинин: Наташа, ты хотела сказать?
Из зала: Мне кажется, современный дизайн должен быть осознанным и направленным. Чтобы художник… постарался понять последствия.
Пономарев: А можно еще о социальной ответственности? Я обратил внимание, когда заходишь в душ, в ванную, там стоит множество шампуней и еще чего-то, все фирменное, в красивых упаковках, видно, что графический дизайнер поработал, «дизайнер» в кавычках, художник-оформитель, потому что, когда мне нужно выбрать шампунь, я не могу его найти, потому что там написано все очень мелким шрифтом, но красиво.
Ляпцев: Жулики пишут специально мелко, чтоб не видно было…
Пономарев: Человек же, когда это проектировал, не мог войти в положение другого человека, потому что человек с собой очки в ванную не носит. Значит, это должна быть надпись, которая читается.
Ляпцев: Причем, он пишет, что он делает, он пишет, способствуя обману покупателей…
Из зала: Очень много такой вот ненужной информации мелким шрифтом..
Вершинин: Жалко, что ушел Пискулин, мы бы его сейчас привлекли…
Брагин: …к ответственности.
Из зала: К уголовной причем, не к социальной.
Пономарев: Или вот еще момент, с которым я столкнулся в номере гостиницы. Сейчас, в общем-то, все ездят уже с ноутбуками – на конференции и т.д. Бывает, человек днем работает, а вечером готовится к конференции. То есть, вот такие номера не приспособлены для работы, хотя эта гостиница больше для командировочных, т.е. останавливаются не отдыхать.
Брагин: Так это же «Нефтяник», а не «Академик»
Ляпцев: Давайте о другом, а то мне скоро станет стыдно, что я дизайнер. Один вред…
Из зала: С этого и началось, что мы вредители…
(Обиженно): Все люди, как люди…
Снова оживление в зале, уже нервное
Вершинин: Я предлагаю постепенно к обобщению перейти. Мне кажется, все высказались. Мы, наверно, не будем никаких точек ставить. Мы расшифруем эту нашу дискуссию, повесим на сайте «Искусство и дизайн Тюмени», потому что там все наши дискуссии, конференции представлены.
Все высказали свои точки зрения. И все услышаны. И есть материал для дальнейшего размышления. Для этого мы и собираем «круглые столы», чтобы поставить какие-то вопросы, но не обязательно дать ответы. Ответы дает наша практика. Вот в прошлом году Эмма Васильева – у нее не было перерождения, а в этом году она переродилась. Хотя у нас в прошлом году была тема «Идеальный дизайн».
Мы должны размышлять, тем более, что те, кто бывают у нас на «круглых столах» - это заведующие кафедрами, деканы, , руководители направлений, школ дизайна. Это люди, от которых много что зависит – в Омске, Екатеринбурге и Тюмени во всяком случае, в трех крупных культурных центрах.
Хотя может результат не мгновенный, он не завтрашний, но процесс идет, и поэтому мы собираемся. Я хочу всех поблагодарить за участие в дискуссии.
Расшифровала Ирина Яблокова (ИАДВИ ТГАКИСТ)
«назад
| Александр Пономарёв | 15:28:13 - 31.12.2011 |
С Новым годом тюменцы!
С Новым годом Геннадий Васильевич!
Приятно было под занавес старого года вспомнить дебаты прошедшего семинара, тем более, что он тоже как бы подводил итог нашей дизайн-деятельности.
Хочется пожелать всем дизайнерам творческих успехов, здоровья нашего сибирского, дабы способствовало этим успехам, ну и весёлого праздничного времяпровождения.
|
| Андрей Мещанинов | 15:1:5 - 31.12.2011 |
"Главное - не навредить!" - думает фармацевт, выпуская пустышки. "Помочь страждущим!" - думает хозяйка публичного дома.
"Уменьшить перенаселение планеты!" - думает киллер.
"Творить на благо потребителя!" - думает дизайнер.
Внутренний этический иператив - дело каждого профессионала,
что не меняет объективных законов капиталистического общества, которым движит нажива. Длины коммента не хватает, а то бы я вам разъяснил ситуацию...
|
