Тема, заявленная куратором Венецианской Бьеннале 2008 Аароном Бецки - "Beyond. Architecture out there". была переведена на русский язык более чем странно: архитектура - не там. Поскольку я обсуждала с Аароном его концепцию не один раз, могу утверждать: куратора такая трактовка несколько изумила. Тем не менее, она оказалась пророческой.
   Тема, конечно, звучала многообещающе. Бетски призвал исследовать предмет "во-вне", вспомнить - из чего рождается архитектура, что предшествует появлению проектного языка, архитектурной формы, инженерной конструкции или же, что ожидает ее в будущем. Это развязывало руки и открывало неисчерпаемые возможности для исследователей, экспериментаторов, концептуалистов, визионеров и прочих пионеров и первопроходцев. Подозреваю, что их сегодня в мире не мало. Жизнь меняется с колоссальной скоростью - границы стираются, расстояния исчезают, виртуальное и реальное слипается: Человек стал другим - выросло поколение, для которого PС, iPod и iPhone важнее рук и ног. Все это требует новой философии освоения пространства, новых инструментов формирования "второй природы", и вообще, архитектуры нового качества. Ее дерзкие ростки я ожидала увидеть в этом году в Венеции.
   И:? Чем ответили страны-участницы на вызов куратора? Что куратор самостоятельно отобрал из мировой практики, как наиболее соответствующее своему замыслу? Что было отмечено наградами Венецианской бьеннале, как самое-самое выдающееся? И что все это значит?
   Россия - между Богом и газом
   Кураторы павильонов назначаются странами-участницами. Они в наименьшей степени зависят от воли идеолога бьеннале и совершенно самостоятельны финансово, а значит, могут послать его куда подальше. Как всегда независимость от идеи и девиза бьеннале продемонстрировал павильон России. Кураторы Павел Хорошилов и Григорий Ревзин были предельно откровенны. Когда на предварительных обсуждениях прозвучали робкие сомнения, что проект не в тему и будет странновато смотреться в международном контексте, они без обиняков заявили, что работают на внутренний рынок и международный контекст им не указ.
   Российский проект отличался смелым набором рискованных спецприемов, на который мало бы кто отважился. Идея показать наш архитектурно-строительный рынок на бьеннале в Венеции, куда съезжается интеллектуальная - художественная - архитектурная элита, сама по себе удивительна. Для этого имеется несть числа коммерческих мероприятий, например, Каннский МIPIM. Разыграть тему шахмат для наглядного изображения рыночной конкуренции между нашими соотечественниками и напористыми западными коллегами так и не удалось. Скорее вышла игра в шашки, точнее в поддавки - башня Россия сэра Норманна Фостера, подпирающая потолок, одним своим размером указывала, кто Царь горы. Поставить над архитекторами в качестве судей - лидеров инвестиционно-девелоперского бизнеса, которые одновременно выступают спонсорами проекта - дважды запрещенный прием. Он переводит "культурный" проект в статус PR акции. К тому же оскорбителен для архитекторов. Какие же они судьи, если их раннекапиталистическая жадность и отсутствие культурных комплексов убивают и современную архитектуру, и историческую застройку, и природу. Включение рекламных роликов гигантов инвестиционного бизнеса в экспозицию считалось мове-тоном даже на АрхМоскве, озабоченной проблемой спонсорских пакетов - в Венеции такого и не ждали, и еще не видали. И уж совсем странным казалось предъявление природно-архитектурных объектов художника Николая Полисского, в качестве предтечи всей российской real-estate. Вот таким было первое впечатление от экспозиции.
   Но свершилось чудо - во время презентации Российского павильона раздался удар грома, небеса разверзлись, хлынул очищающий ливень. В павильоне протекла крыша. И вдруг сознание прояснилось. Стало понятно, что все происходящее предельно точно представляет нашу российскую реальность. Да, у нас в деревне Николо Ленивец русский космизм обрел архитектурное выражение из сена, сучков и снега. Да, у нас сэр Норманн Фостер строит самый высокий небоскреб в Европе, даром, что по проекту, примеренному и в других местах. Да, наш архитектурно-строительный рынок один из мощнейших в мире! И его лидеры - в числе самых богатых людей континента! А крыша все равно протекает:
   Экспозиция была отмечена некоторым флером безумия, впрочем, вполне родным и близким. Чего стоят одни только разнокалиберные модели на колесиках - архитектурный Иеронимус Босх. И стало понятно, как искусство Николая Полисского связано с адскими шахматами наверху. Оно обращено к природе и космосу, в его основе вечные ценности - любовь к Богу, к земле, к природе. Российский рынок недвижимости - аттракцион и аукцион одновременно, его движущие силы - азарт, риск, алчность. В "войне" между "красными и белыми" морально побеждает Николай Полисский, потому что в ней не участвует. Однако именно поэтому он и оказался в подвале, в андерграунде. А ведь легко мог бы показать миру наш Русский beyond, освоив своими инсталляциями не только весь Российский павильон, но и все сады Джардини.
   Экспозиция в российском павильоне - зеркало нашей сегодняшней жизни. Да и сам павильон оказался в говорящем контексте. Справа от него парила в воздухе надувная веселенькой расцветки ракета (куриный окорочек?) украинских кураторов, скромно назвавших свое детище Бог, слева - газовая труба Норд-стрим, которую эстонские кураторы протянули к павильону Германии в ответ на известные события. "Россия между Богом и газом" - сказал Павел Хорошилов, объясняя по телефону, как найти нашу выставку в Джардини. Еще одно подтверждение прозорливости кураторского взгляда.
   Какой вопрос - такой ответ
   Не только россияне проигнорировали волю идеолога бьеннале. Англичане, например, изучив предпочтения на рынке жилья Объединенного Королевства, продемонстрировали проекты пяти британских архитекторов, строящих маленькие домики с садиком, вопреки меняющимся запросам. Призыв Бетски оказался в явном конфликте со старой английской традицией. Но были и те, кто на него откликнулся и представил архитектуру как исследование философских, художественных, организационных и других аспектов проектирования жизненного пространства. Их решения оказались особенно интересными.
   Экспозиция Японского павильона стала, на мой взгляд, самым глубоким и изящным высказыванием на тему. Ее автор, Юния Исигами, осмысливает роль архитектуры как медиатора между природой и человеческой цивилизацией. Для него природный ландшафт - непреложная ценность. Он проектирует удивительные "оранжереи" для людей, которые виртуозно нарисовал простым карандашом на выбеленных стенах абсолютно пустого интерьера. Его проекты напоминают, что современное архитектурное движение началось с Хрустального Дворца, построенного в Лондоне в 19 веке, и потенциал этой "гигантской оранжереи" далеко не исчерпан. Снаружи японский архитектор устроил грин-хаузы для растений - метафора хрупкости окружающего мира.
   Австралийский павильон выглядел как ярко желтый инкубатор. Многочисленные модели, выполненные молодыми австралийскими архитекторами - эмбрионы новой архитектуры, которые только и ждут своего часа, чтобы проклюнуться в реальном проектировании и строительстве. Их качество свидетельствует не только о тщательной кураторской селекции, но и о таланте авторов. Австралийский бейонд - самый многообещающий. А вот голландский - самый интеллектуальный. Этим летом Дельфтский университет из-за пожара лишился факультета архитектуры. Голландский проект представлял собой фотографию пепелища и приглашение к дискуссии о том, чем должен быть на самом деле Факультет Архитектуры не в смысле институции, а по существу вопроса. Затронутая тема тянула за собой множество аспектов, в том числе вопрос ребром - не пора ли провести ревизию самого понятия современной архитектуры. Интеллектуальный разговор начинался там же и документировался для дальнейшего продолжения в Дельфте. Попытка превратить выставочный павильон в пространство живого общения, мне представляется правильной. Но на этот раз она не вызвала чрезмерного энтузиазма - заявленная погорельцами тема, с одной стороны вполне прикладная, а с другой - слишком общая, почему-то не сильно возбудила остальной архитектурный мир.
   Бельгийцы представили совсем неожиданное решение. Инсталляция под названием "1907 год. After Party" отсылает к празднику по случаю открытия в Джардини первого иностранного павильона, как раз Бельгийского. Столетие этого события отметили конкурсом с участием 13 архитектурных фирм, перед которыми была поставлена нетривиальная задача: представить существующий павильон как часть окружающего общественного парка, акцентировав его статус "культурного посольства", историю и архитектурный контекст. Office Kerstin Geers David Van Severen, выигравший соревнование, представил поразительно простое и точное решение. Архитекторы возвели вокруг павильона металлоконструкции, расширив его границы и объем. Пустой интерьер они щедро засыпали конфетти. Неожиданно павильон преобразился. Новый минималистский фасад, сделавший столетнему юбиляру "стальное лицо", сформировал буферную зону - что-то среднее между интерьером и экстерьером, радикально меняющую смысл и энергию этого пространства. Итак, вечеринка продолжается!
   Остроумным представляется исследование чешских кураторов, предлагающих заглянуть в холодильники потенциальных заказчиков архитектуры - скажи мне, что ты ешь, и я тебе скажу, как жить. Экспозиция павильона Венеции носила явно эзотерический характер. Попытка реконструировать сознание столь почитаемого итальянцами архитектора Карло Скарпа при помощи "машины памяти", загруженной дневниковыми записями, статьями и письмами, совмещаемыми со скетчами, проектами, живописью и прочими реликвиями, напоминала спиритический сеанс. Греки привезли городские и природные шумы Афин, разбив древний город на квадраты и записав "музыку" каждого. Известное выражение "сначала было слово" в их версии свелось к звуку. В общем, кураторские трактовки девиза бьеннале отличались большим разнообразием, что, очевидно, обогатило архитектурную мысль, но откровений не случилось.
   Beyond - Behind?
   Традиционно пространство венецианского Арсенала отдается под экспозиции архитекторов, приглашенных лично куратором бьеннале. Соответственно, выбор Бецкого должен был прояснить его замысел, сформулированный в лаконичном и парадоксальном девизе. На этот раз вход в Арсенал был отмечен небом в алмазах. Инсталляция с мерцанием звезд и плазменных мониторов, на которых транслировались фрагменты звездных войн и другой фантастики, напоминала нечто среднее между планетарием и ночным клубом. Как будто специально для него Заха Хадид спроектировала гламурный мебельный агрегат под названием Lotus, причудливо раскинувший свои лепестки и пластиковые щупальца меж колонн. Не случайно процесс его трансформации Патрик Шумахер сравнивает со "стриптизом русской матрешки". Как применить эту мебель на практике представить себе довольно сложно, да и не нужно. Инсталляция голландцев Droog&Kesselkramer - висящие манекены, сросшиеся с домами, посвящена теме одиночества в большом городе. Но и она в окружающем контексте воспринималась как интерьер модного бутика. Единственное социально энергичное высказывание, напоминающее о войнах и мировых катастрофах на фоне комфортной повседневной жизни, принадлежит Массимилиано Фуксасу. Впрочем, упакованное в огромные зеленые контейнеры с малюсенькими смотровыми окошками, оно совсем не омрачало красоту вокруг.
   Отдельно прослеживалась тема красоты человеческого, особенно на этот раз, мужского тела. Инсталляция Golf-Stream, всег- то демонстрирующая установку с потоками холодного и горячего воздуха, порадовала зрителей натуральными ню - юношей и девушкой. Малоподвижная пара издали походила на произведение Олега Кулика, и, конечно же, создавала ажиотаж среди фотографов скучных архитектурных журналов, наконец получивших идею, как инженерные коммуникации сделать привлекательными для широкой аудитории. Другая инсталляция погружала в атмосферу дорогого гей-клуба. Посетителю предлагалось занять место на белом кожаном диване и созерцать круговую панораму - видео, фиксирующее сплетение и расплетение мужских тел, характер которого по каким-то неуловимым признакам ассоциировался не с вольной борьбой, а с содомией. Хрустальные люстры и название Hipnerotospere дополняло картину, завершающий аккорд которой прозвучал на вечеринке, устроенной журналом Domus прощальной ночью в Арсенале. Ее кульминацией была гламурно-хореографическая постановка с уклоном в садо-мазо. Атлетические юноши в черных кожаных трусах и намордниках демонстрировали что-то наподобие камасутры, только на стальных турниках. Заметим, высокое искусство.
   Вообще в этом году Арсенал напоминал царство "гламура и дискурса", почти по Виктору Пелевину. "Дискурс" явно уступал и по количеству, и по эффективности. Набор прото-форм от Асимптоты - результат математических исчислений, аэродинамических испытаний, баллистических экспериментов и прочих как бы научных исследований по идее заслуживает право быть предметом особого профессионального внимания. Однако, форма сама по себе, без объяснения процесса ее происхождения, не в состоянии его удержать.
   В этом смысле инсталляция Фрэнка Гэри была, пожалуй, главным событием Арсенала. Патриарх современной архитектуры заявил, что основным инструментом его творческого метода является архитектурное моделирование, посредством которого он решает все проблемы и продвигает архитектурный проект. Процесс был представлен в действии, как своего рода художественная акция и одновременно мастер-класс. Деревянный каркас реального сооружения был воздвигнут в масштабе 1:25 и на протяжении работы выставки постепенно обрастал "плотью" - конструктивными элементами и оболочками. Завершающий этап, покрытие модели тонким слоем глины, которая тут же пошла кракелюрами, дал поразительный эффект - архаичный и авангардный одновременно. Хочется надеяться, что он сохранится и в реальной постройке. Ведь сюжет, выбранный Гэри для моделирования под сводами Арсенала - гостиница, которую он проектирует для Москвы.
   Из общей картины выбивались две инсталляции под открытым небом - Paradise Garden (Gustafson Porter ltd) и Nomad Тотана Кузембаева, с которым Аарон познакомился, когда приехал в Москву по приглашению Ц:СА и журнала Домус. Ландшафтный дизайн Парадиза, преобразовавший задворки Арсенала, поросшие зарослями дикой ежевики, в грядки с подсолнухами, помидорами и тыквами, напоминал сельхоз отдел ВДНХ и кадры социалистического процветания из фильма Свинарка и Пастух. Аллегорическая зеленая лужайка с парящими над ней белыми шарами, не смогла перебить этой ассоциации. А вот инсталляция Nomad - это уже совсем другое кино, оно отличается от всего, что представлено на бьеннале. Посетитель, пройдя весь Арсенал с его нелинейными пластиково-глянцевыми и виртуальными фокусами, попадает на свежий воздух. Здесь его ждет юрта кочевника, традиционное укрытие и пристанище путника, которая воспринимается как фрагмент фильма Кин-Дза-Дза. Предмет, хоть и знакомый, но явно из космоса. Может быть, современная архитектура обретет второе дыхание, обратившись к вековым традициям? Не пора ли повернуть "назад - в будущее"?.
   Авторская выставка Бецки в Арсенале не слишком прояснила его замысел, но выявила дополнительные смыслы, демонстрация которых уж точно не входила в задачу куратора. Крупнейший архитектурный форум - это медиа-пространство, обладающее моральным весом и определенной властью. Его контент формируется по законам бизнеса, в числе простых, но непреложных правил которого - поддержка международной конъюнктуры, и в первую очередь, starsystem. А за этим угадывается тотальная коммерциализация профессиональной жизни, в том числе, ее культурной составляющей.
   Кризис жанра
   Отдельный и немаловажный сюжет - присуждение Золотых Львов, высшей награды Венецианской бьеннале. Обсуждать награждение Френка Гэри "за карьеру" даже как-то неловко. Факт его звездной биографии настолько неоспорим, что никакой лев уже ничего в ней не прибавит и не убавит. В смысле идеологии, заявленной Бецки, он не лучший кандидат - как сказал Рем Кулхас: "Гэри уже давно звучит как Гуччи", что вряд ли оставляет ему свободу для новых экспериментов. Какой beyond у отца бренд-архитектуры?
   Уж совсем странным кажется присуждение Золотого Льва Грегу Линну, предложившему утилизовать пластмассовые игрушки в строительный материал для детской мебели. Идея, конечно, полезная - пластмасса не разлагается и замусоривает жизненное пространство. Но странно, что она пришла в голову отца двоих детей. Представьте себе ужас ребенка, обнаружившего свою любимую целлулоидную уточку, верную подругу по купанию, со свернутым клювом и сплющенную в доску. Эта детская мебель, веселенькой расцветки, ну просто какой-то кошмар в духе Фредди Крюгера.
   Для всех стало неожиданностью присуждение самого желанного приза, за национальный павильон, - польскому проекту "Hotel Polonia". Его кураторы спрогнозировали будущее новых мажорных модернистских зданий. Так, лет через пятьдесят, католический собор может превратиться в кичевый аква-парк, аэропорт - в загон для скота, а офисный билдинг и вовсе в колумбарий. Мрачный юмор в сочетании с качественным фотошопом, безусловно, подкупает, даром, что напоминает творчество российской группы АЕС десятилетней давности. Человечность проекту придает идея преобразовать выставочный павильон Польши в отель, "поскольку в Венеции с этим всегда проблема". Кровать под балдахином и глянцевые антиутопии в золоченых рамах, развешанные по стенам, собственно и составили интерьер выставочного пространства, читай, гостиничного номера.
   Выбор ироничной шутки, окрашенной черным юмором, в качестве лауреата, - свидетельство некоей растерянности международного профессионального сообщества и его неспособности сформулировать новые приоритеты. Отказ от ценностей модернизма был зафиксирован еще в 2002 году на бьеннале под девизом NEXT. С тех пор прошло 6 лет: Жюри бьеннале 2008 еще раз хоронит модернизм и не находит новых идей, достойных поощрения: разве что, сплющенные детские игрушки:? В этой связи возникает целый ряд вопросов: в чем смысл этих поощрений? Какие ценности они утверждают? Каковы их дальнейшие перспективы? Боюсь, опыт последней бьеннале - ставит под сомнение актуальность и значимость венецианских наград.
   Если говорить в общем и целом - картина, на мой взгляд, не вдохновляющая. Ожидаемых открытий и новых ориентиров в международной архитектурной жизни бьеннале 2008 не принесла. Вызов, брошенный ее идеологом, был дискредитирован в первую очередь им же самим. Экспозиционная картина, развернутая под Арсенальными сводами несла печать холодности и декоративности. Профессиональный диалог не отличался ни живостью, ни внятностью. Можно говорить о кураторской несостоятельности Аарона Бецки, объясняя ее и нехваткой времени, и склонностью к чрезмерной конъюнктурности. Однако, более важным представляется вопрос о кризисе Венецианской бьеннале, кризисе жанра..
   Наблюдая этот важнейший архитектурный форум мира последние десять лет, и дважды участвуя в нем, должна отметить понижение градуса его эмоционального, художественного и интеллектуального накала. Восемь лет назад, Массимилиано Фуксас, назначенный куратором, выдвинул лозунг "Меньше эстетики - больше этики". Интуиция и талант крупного архитектора позволили ему уловить камертон профессионального дискурса. Не смотря на некоторый дидактизм, тема вызвала страстный отклик и в экспозиционных проектах и в профессиональных дебатах. Исследование, проведенное критиком Деяном Суджиком, придумавшим NEXT, также принесло какие-то результаты. Объекты, собранные куратором, перевернули представление об обозримом архитектурном будущем мира, не смотря на то, что уже были известны каждый в отдельности по журнальным публикациям. "Метаморфозы" теоретика и историка Курта Форстера акцентировали внимание на фундаментальных переменах в современной архитектуре и смене приоритетов в ее оценке. Наконец, экономист Рикки Бардет, заявивший многообещающую тему "Meta-City", на мой взгляд, успешно провалил ее, просто потому, что не справился с архитектурно-художественной задачей - его кураторство было похоже на попытку проиллюстрировать научно-популярную библиотеку.
   Сегодня, когда все новые проекты и постройки можно найти в Интернете, бьеннале потеряла свою "информационно - просветительскую" функцию. Однако, ее важность, как центра международного профессионального общения, живого, не виртуального, от этого только возросла. Она остается и "обзорной площадкой", и универсальной сценой, где архитектор имеет редкую возможность для художественной самореализации. Ему уже не нужно завешивать стены своими проектами и фото с постройками, для этого есть различные медиа. Но именно здесь, в Венеции, он может проявить себя - в полной мере обнаружить и свободу, и талант, создав "персональное пространство искусства".
   Думаю, уже назрела необходимость ревизии не только инструмента формирования нашей национальной экспозиции, который давно нуждается в переходе на конкурсную основу, но и самой системы проведения Венецианской бьеннале. Требуется "приток свежей крови", активный поиск новых героев, необходима внятная идеология присуждения наград, пересмотр номинаций. Я бы исключала возможности приглашения нескольких кураторов, каждого со своей темой: Без этого бьеннале рискует утратить свой ореол и превратиться в международную бюрократическую рутину, или уйти в PR бизнес. Симптоматично, что в этом году архитектура, действительно, оказалась НЕ ТАМ.
   Ирина Михайловна Коробьина,
   кандидат архитектуры,
   директор Центра Современной Архитектуры (Москва)